— И куда тебя потом привезли?
— Потом привезли в Лефортовскую тюрьму, я узнал ворота. Я туда
одному студенту передачу носил - не приняли.
— Тоже антисоветчик?
— А? Что? Да. Там же кгбшная тюрьма. Там других не держат. Того
за издание печать и распространение брошюры «как вести себя на
допросах». Но это другая история. К воротам подъехали. Я сказал
себе «ну приехали». И я на время перестал бояться. Не знаю, как
объяснить. Я почувствовал облегчение от того, что кончилась
неопределенность, которая вдруг сменялось надеждой, что меня не
поймают, то страхом, что рано или поздно меч правосудия… над моей
головой. Ну ты понял.
— То есть вину ты чувствовал?
— Нет. Только страх перед тюрьмой. А когда в нее въезжали, я
ощутил вдруг странную расслабленность. Постоянное напряжение, в
котором я жил последнее время, внезапно спало, будто кто-то одним
поворотом рубильника выключил этот самый страх. Я самого начала
знал, что арест — это всего лишь вопрос времени. Всех мели. Вопрос
был только когда меня. Иногда мне казалось, что я живу в дурном
сне, и надо только заставить себя проснуться.
— Ну и каторгу ты себе выбрал, Латкин. Разве оно того стоило?
Вон зажигал бы сейчас звезды с какой-нибудь девахой, или вон на
рыбалку ходил бы…
— Подожди, я к этому подхожу. Дай дорассказать.
— Пардон, рассказывай.
— Напряжение спало. Меня завели в помещение к следователю. На
двое. Больше никого. Он встает из-за стола, идет ко мне на встречу
улыбается. Я аж себя дураком почувствовал. Оглянулся, мне ли
улыбается? Больше некому. Мы вдвоем, конвоир за дверью. Я себя чуть
ли не самым почетным гостем чувствую. Тоже начал улыбаться, руку
протянул чтоб по-мужски поздороваться. А он не дошел, остановился
на руку мою брезгливо смотрит, аж очки снял, протер, пока моя рука
в воздухе висела. Он не стал пожимать. Улыбка сошла с его лица.
Спросил неужто я думаю, что он, подполковник Свиридов, заместитель
начальника следственного отдела УКГБ по Москве и Московской области
с ним ручаться буду?
Латкин опустил голову будто заново все это переживал.
— Как же это меня унизило. Я улыбался и собирался пожимать руку
моему идейному врагу, который меня презирает. А тут еще на столе
постановление об аресте лежит, я все заглядываю и пытаюсь вычитать
статью. Потому что могут и шестьдесят четвертую впаять. Я то ничего
такого такого не делал, но шестьдесят четвертая — это измена
Родине. Срок от десяти до пятнадцати или вышка. Высшая мера
наказания. Смертная казнь.Он перехватил мой взгляд и снова
расплылся в улыбке. Будто прочитав мои мысли спросил боюсь ли я,
что там статья шестьдесят четыре уголовного кодекса РСФСР. А это
реально страшно. Курево есть?