Путь к балку казался бесконечным. Я шел уже двенадцать часов
подряд. Всего с четырьмя короткими остановками. Останавливаться
надолго нельзя. Мои спальник и палатка в рюкзаке не могли бы меня
защитить от холода без печки или большого костра.
А вот источника дров или топлива по близости нигде не было
видно. Если не считать одинокие кустарники, но ими особо не
отогреешься. Поэтому нужно было идти широким шагом, чтобы поскорее
добраться до укрытия.
Ведь температура ощущалась, как минус десять, но после того,
когда стемнеет она легко могла упасть до отметки в минус двадцать.
Идти в такой мороз можно, а спать на вечной мерзлоте в палатке
нельзя.
Мне теперь не заботила погоня и преследователи, шедшие за мной,
с самого начала. Взобравшись на высокий холм и имея фору часа в
три, я видел в бинокль, как они потеряли мой след на каменистой
почве лесотундры внизу в долине, постояли и повернули обратно.
В том месте, в низине сильные ветра сдувают снег с серого
скалистого грунта, оставляя голые камни на протяжении нескольких
километров. По этой причине у них не было ни малейшего шанса
определить куда именно я направился.
Меня они видеть не могли, я был скрыт для них каменистым
склоном, а вот они были, наоборот, как на ладони.
Они были приезжими, впервые попавшие в эти суровые края. Я лишил
их возможности ориентироваться на местности, забрав все карты и
компасы.
Им было крайне сложно определяться со своим месторасположением.
Я шел местами, где они никогда прежде не бывали.
Весь окружающий ландшафт состоял из бесчисленных повторяющихся
сопок, похожих одна на другую, как сестры-близнецы.
Они шли по снежному следу до тех пор пока он не оборвался.
Дальше не рискнули.
Мои преследователи понимали, что могут легко потеряться, если
новый снегопад или порывы ветра скроют вереницу человеческих
следов.
Ведь я намеренно петлял и не шел по прямой, чтобы запутать
их.
Я проверялся, еще дважды останавливаясь и кропотливо изучая в
бинокль каждый камешек и ложбинку, оставшиеся за спиной. Никого.
Вот и отлично.
Они же, пораскинув мозгами, предпочли вернуться в лагерь. Скорее
всего они надеялись на то, что я обречен на верную гибель и не
выживу один в ледяной северной пустыне.
Я же свои шансы оценивал довольно высоко и не падал духом, хотя
прекрасно понимал, что впереди — не сахар и вероятность не дожить
до следующего утра для меня абсолютно реальна.