— Хорошо! — выдохнул Гехир. Сцепив
руки за головой, проныра развалился на подушках и блаженно пялился
в потолок. И чего он тамувидел?
— Вот сейчас поедим и приляжем на
мягкой кровати с какой-нибудь аппетитной шлюшкой.
— Говори за себя. Я просто пойду
спать.
— Ах, ну да, ну да, — Гехир
приподнялся на локте, положив на ладонь голову. — Я забыл, что тебе
шлюшки не нужны. Ну… будь у меня такие же прислужницы…
— Гехир, — я нахмурился.
— Понял, понял, — он ухнул на
подушки, снова устремив к потолку взгляд — в этот раз безразличный.
— Шутить ты не в настроении, чужих шуток тоже не понимаешь. Но…
Он вздохнул.
— Договаривай.
Проныра скосил на меня взгляд.
— Ты бы перестал себя изводить.
Сговорились все, что ли?
С Гехиром мы однажды на эту тему
говорили и ещё тогда условились, что больше к ней возвращаться не
будем. Он прекрасно знает, почему я такой — мрачный и хмурый — и
знает, что прежним я не стану, пока не верну Алаю и Орилу. Если они
погибнут, точно свихнусь, и тогда я от этого города камня на камне
не оставлю!
— Тихо, тихо! — Гехир осторожно
положил ладонь на мой дрожащий кулак, с опаской глядя на моё
обозлённое лицо. — Я понял, Шаин. Больше не буду возвращаться к
этому разговору. В этот раз точно.
— Ты не виноват, — я успокоился после
тройки глубоких вдохов-выдохов, ладонь с моего кулака Гехир убрал.
— Дело не в тебе, друг. Умом я понимаю, что ты прав; что не стоит
себя корить, ибо это ничего не изменит и делу никак не поможет… но
ничего не могу с собой поделать.
— Ясно, — отвечает он спустя пару
мгновений, не отрывая от меня обеспокоенного взгляда. — На миг мне
показалось, что ты тут всех покрошишь в фарш…
Я усмехнулся. Ну, он почти
угадал.
— Ну… помнишь подвал башни
джадугяров?
Ещё бы не помнить. Ильрах с
подручными меня тогда приковали к пыточному столу, намереваясь
вытянуть из меня какие-то сведения. Да только вырубился я в самый
ответственный миг, и Вахираз высвободил мою тёмную силу — зверя,
как он его ещё называет. Зверь и порезвился на славу. Когда я
очнулся благодаря Гехиру, все подручные Ильраха оказались порублены
на куски. До сих пор в дрожь бросает, когда вспоминаю рассечённую
наискосок, валявшуюся в луже крови голову, смотрящую на меня
уцелевшим глазом. Бррр!
— Помню.
— У тебя ещё глаза были золотые…
когда ты лежал на столе и бредил.