Облегчение разом ослабило контроль над пуповиной, она утолщилась, крепче связав нас, с головой окунув в переживания кана. Он чуть подался вперед, точно стремился приблизиться, едва заметно двинул бедрами, будто ища удобное положение. Тарелл весь горел, полыхал… желанием. Но не это было главным. Аура его мерцала бледно–фиалковым… цветом любовной привязанности, родственных уз. Пережив острый приступ неловкости от того, что заглянула в святая святых – чувства кана, которые имел право раскрыть лишь он сам, по желанию – обрубила канал. Пуповина дернулась на меня, хлестнув по животу горячим душем.
Ощущения напоминали спинальный наркоз: еще недавно ты полностью чувствовала ноги, каждый палец, каждый миллиметр кожи, и бац – ничего.
Память некстати вернула мгновения, незадолго до смерти мамы… Тогда меня отключили аджагары, боясь, что сгину сама, отдав слишком много жизненной силы, забрав яд энергии болезни.
Острое переживание пустоты там, где еще недавно ощущала близкое существо, ноющей болью отозвалось в груди, булавками впилось в пальцы.
Но впервые за последние годы мне удалось быстро, почти без потерь укротить ее, отодвинуть, загнать на задворки сознания.
Боль ушла, повинуясь моей воле.
Я расслабилась, мысленно ликуя от ненароком вытянутой из Тарелла правды.
Откуда внутри родилась и разрасталась убежденность – вот он, моя судьба, мой мужчина… тот, кто нужен? Ведь знала грозного альфу канов от силы несколько дней. Первое впечатление было на грани ужаса и восторга. На рубеже инстинктивного животного доверия, притяжения и отторжения разумом, ограниченным тисками цивилизованности. Сейчас… сейчас ощущала пыл, от которого холод внутри расступался, сердце радостно заходилось, а потом неожиданно замирало, пропуская удар.
Никогда, ни один мужчина не заставлял чувствовать себя так.
Еще вчера, до того как Тарелл уехал на встречу, внутри червоточила неуверенность – смогу ли связать жизнь с существом, когда–то рвавшим людей на части? Что–то подсказывало – были в истории вождя канов зверские эпизоды. Не один, не два и даже не десять. Но стоило альфе задержаться на несколько часов, наповал сразило ощущение – если только вернется, если только с ним ничего не стрясется, я его, его женщина, его альфа–самка, его пара. Я вся его, без остатка.