Поэтому, даже если он ни разу не встретится с сородичем, добраться до желанного места невредимым… шансов крайне мало. Ну а уж в случае встречи с соплеменником… – Тарелл качнул головой и замолк, буравя меня взглядом.
– Ужас, – выдавила я из пересохшего горла, – бедные Беарн и Стелла… А как другие расы узнают, что они одиночки? На них же не написано?
Кан выпустил воздух из груди в очередной раз:
– Написано. Запахом. У любого, обитающего в стае, особый запах. Мы незаметно «метим» друг друга, чтобы чужаки понимали, с кем связываются. Каждый встречный сверх узнает кана моего племени по такому особому маркеру. И отличит от любого другого людоеда. У одиночек маркеров нет. Лесные корольки, говорят, вычисляют их еще и по ауре. Видят ее, осязают даже, если верить молве. Вот, кстати, к ним в лапы угодить – хуже всего. Уж лучше к себе подобным. Хотя бы какая–то мизерная возможность остаться в живых. Эти захватят и разберут на запчасти для своих знаменитых зелий. И поминай как звали.
Тарелл замолчал, продолжая хмуриться, словно давал мне время привыкнуть к суровой действительности новой земли. И после недолгой паузы добил.
– Есть еще один момент. На ничейной территории обращаться нельзя. Застукают – все, тюрьма на долгие годы. Люди трясутся, что кинемся и начнем рвать, жрать, кусать, или что там они еще напридумывали, поскольку превратимся в дикое зверье, – кан недобро оскалился, но меня больше пугали его пояснения, нежели выражение лица. – Для оборотня вторая ипостась как ноги или руки для человека. Можно под страхом смертной казни принудить не ходить. Но, в конце концов, человек вскочит – и только вы его и видели… То же самое в случае двусущих и их звериной половины. Мало того, однажды такой оборотень рискует перейти во вторую ипостась, даже не заметив. Слишком долгий контроль над животной частью сотрет границы, и инстинкты возобладают. Не инстинкты жрать людей, как думают те, кто заперся в своих кабинетах и трясется, думая о нашей второй половине, а инстинкты быть целым, то есть и человеком, и зверем. Ты поймешь это позже.
Сама порой, даже не просекая, задействуешь своего дракона. Может, другие не отлавливают. Но я–то вижу, как меняешься. В глазах мелькает едва уловимое золотое пламя, спина предельно выпрямляется, будто там и вправду крылья, ты становишься уверенней, сильнее, резче… Двигаешься легко–легко, словно взаправду идешь, не касаясь ногами земли…