Согнали на утро всех свободных от вызовов. Работающая смена тоже
присутствовала, готовая рвануть в бой по первому сигналу. А много
народу собралось. Если считать и конюхов с санитарами — почти
сотня. Чтобы не создавать трудности с доступом кислорода,
распахнули настежь все окна.
Народ прекратил гул в сразу, как мы с Моровским вошли в зал. И я
приступил, не дожидаясь, когда главврач сядет на свое место.
— У нас произошло очень печальное событие. Погиб наш коллега,
врач Винокуров Александр Николаевич, заведующий второй подстанцией.
Вечная ему память, — перекрестился я на красный угол и дождался,
когда мой жест повторят все собравшиеся. — К сожалению, смерть
хорошего человека оказалась связана с революционерами. Дома у
покойного обнаружена целая библиотека подрывной литературы, а сам
убийца тесно связан с бомбистами.
Бомбистов у нас не очень любят. По ряду очевидных причин. Ибо
народ они не очень аккуратный, попутный ущерб в виде непричастных к
этому лиц случается, да и выступать против власти для большинства
населения сейчас — совсем не комильфо. Поэтому среди слушателей
начались охи и выкрики неодобрения.
— Тише! — вскочил Моровский. — Обсуждать потом будете! Извините,
Евгений Александрович.
— Да я, собственно, почти всё. В связи с происшедшим руководству
скорой помощи придется осмотреть служебные помещения, нет ли там
чего, не относящегося к работе. И я не про самовары и чашки с
ложками. Всё найденное сдавать сюда, диспетчеру. Вацлав Адамович,
вам слово.
— Приказ по станции Московской скорой помощи. В связи с гибелью
заведующего второй подстанцией Винокурова назначить исполнять
обязанности врача Лебедева Никиту Егоровича...
Ну и всё, поговорили, разошлись. Не думаю, что улов получится
очень большим, но моя совесть будет чувствовать себя спокойнее.
Может, хоть один из сотрудников благодаря этому не пострадает.
Пусть лучше борются за счастье народное на своем посту.
Я сел рядом с Моровским, подождать, когда все выйдут. Мне как бы
спешить некуда, а им работать. Заговорили о Лебедеве, других врачах
первого призыва, с которыми начинали всё это. Конюха, мнущего в
руках картуз, я заметил поздно. Он остался один, стоял у двери,
явно ожидая, когда мы освободимся.
— Вы что-то хотели? Говорите, не стесняйтесь, — я встал и шагнул
к нему навстречу.