– Лежите! – приказала женщина, мягко нажимая на плечи Феррана. – Я еще не закончила.
И Ферран покорился ей. Снова отдавая себя нежным рукам, вытягивающим из головы боль.
– У вас родинка на правом ухе? – вдруг спросил он, с любопытством разглядывая склонившуюся над ним головку. Один локон мазнул его по шее, и Ферран почувствовал, как волосы у него становятся дыбом.
– Да, – порозовев, сказала София, и заправила вырвавшийся на свободу локон за ухо таким милым жестом, что у Феррана защемило сердце. И совершенно неуместное и неожиданное при данных обстоятельствах чувство овладело им. Ферран вдруг поймал тонкие пальцы женщины и поцеловал мякоть ладони. Посмотрел на Софию. Она широко раскрыла глаза, но Ферран не прочитал в их черной глубине возмущения, только растерянность и смущение. Ее губы задрожали и приоткрылись в удивлении, как у маленькой девочки. Тогда Ферран сел и потянул на себя чуть сопротивляющееся тело женщины. София положила руки ему на грудь, но не стала отталкивать. Ее черные глаза блестели в темноте испуганно и взволнованно. Грудь бурно вздымалась. Секунду они смотрели друг другу в глаза, а затем Ферран продолжил притягивать к себе обмякающее тело, чувствуя, как у него тоже учащается дыхание, как туманится мозг. Мягкие губы были сладкими на вкус и пахли летом, цветущими лугами и жарким солнцем, опаляющим лицо.
– Погасите свечу, – стыдливо шепнула София, и комната погрузилась во тьму.
София собирала разбросанные вещи в темноте, где единственным источником света была луна. Ей не хотелось зажигать свечу. Мужчина крепко спал, и его лицо в лунном свете казалось вырезанным из серебра. София на секунду замерла, разглядывая профиль своего внезапного любовника. Что это вообще было? Как? Зачем? Что на нее нашло? Но сожалений не было. В конце концов, она взрослая женщина, уже побывавшая замужем, ни от кого не зависящая. Тут София скривилась, вспомнив письмо Анны-Марии. Почти не зависящая.
Скрипнула дверь, но София приложила палец к губам, запрещая вошедшей служанке говорить. Она взяла из ее рук остывший отвар в глиняной чашке и поставила на столик, стараясь не шуметь. Потом продолжила собираться, так же бесшумно передвигаясь по комнате. Пистолет, из которого она стреляла в грабителя, София оставила около чашки с отваром. На секунду царапнуло сожаление о том, что она оставляет незнакомцу оружие отца, которым так дорожила, но эта мысль потонула в ворохе других чувств.