— Пройдёмте за мной, — глухо произносит он и ведёт нас какими-то длинными запутанными коридорами в какую-то комнату.
Распахивает дверь, и я вижу целую толпу девчонок, таких же, как и мы. Они стоят: кто в трусиках и бюстгалтерах, кто уже переодетый в странный костюм, и охранник, быстро и со знанием дела окинув взглядом наши фигурки, выдаёт нам униформу на вешалках.
— Это тебе, — протягивает он мне костюм кошечки, и я с недоумением рассматриваю микроскопический топик и трусики с пришитым сзади пушистым кошачьи хвостиком и меховые кошачьи ушки на голову. — Это — твоё, — сует он уже в руки Лике костюмчик белого зайчика.
— Но позвольте, — начинаю я, и тут Лика делает мне страшные глаза.
Она так сильно хотела эту работу, и я замолкаю, рассматривая всех остальных девчонок.
Похоже, их совсем не смущают их странные наряды зверушек. У кого-то торчат на голове острые лисьи ушки, у кого-то — крошечные рожки, а у одной пухленькой девочки я даже замечаю завитый поросячий хвостик на крошечных розовых шортиках, обтягивающих её полную круглую попку…
Тут я вижу молодых девчонок не старше восемнадцати всех мастей и калибров.
Настоящий маскарад.
Ну что же, наверное, у них, в посольстве, свои причуды…
— Ваши телефоны и любые средства связи сдаём мне, — протягивает свою огромную лапу охранник.
— Но зачем? — начинаю я.
— В целях безопасности. Вы находитесь на особом охраняемом объекте. Все фото и видеосъёмка запрещены. Все ваши личные вещи будут вам выданы в конце вечера, после работы. Вместе с вашей зарплатой.
И я скрепя сердце отдаю свой телефон.
Ну надо так надо…
Осталось потерпеть всего каких-то пару часов, и двести баксов — в кармане…
В своём более чем откровенном наряде кошечки я беру в руки поднос с бокалами и выхожу в огромный зал, где уже прогуливаются важные мужчины в дорогих костюмах. Они разговаривают и громко смеются, бросая горячие взгляды на девочек-официанток в карнавальных нарядах.
Весь зал украшен паутиной, летучими мышами и скелетами, свет приглушён, и везде в канделябрах пылают свечи, а по разным углам и вдоль стен залы горят тыквы с вырезанными на них страшными ухмылками.
Настоящая атмосфера Хэллоуина, зловещего и мистического, и я замечаю, что даже у меня бегут мурашки по коже.
— Сладость или гадость, — подхожу я к первому мужчине с фразой, которую нам велели говорить всем гостям.