Пульс ускоряется, и грудную клетку сжимает невидимым обручем.
Нет, нет, нет!
Чувствую, как от лица отливает кровь и кишки в животе стягиваются в узел .
Он же не мог?
Основное освещение в саду гаснет, оставляя горящими лишь экраны, находящиеся на сцене и по бокам от нее.
“Залесский прайд представляет”, — появляется на экране под чувственную музыку, и я знаю, что этот подонок собирается показать.
Мне нужно бежать к виджею и потребовать немедленно вырубить это видео. Но я врастаю каблуками в землю, не в силах двинуться с места.
Все тело наливается свинцом, и я понимаю, что это конец всего.
Текст титров сливается в размытое пятно из-за подкативших к глазам слез, пока не появляются кадры нашего особняка, снятые с квадрокоптера, а затем идет погружение в сам особняк, объятый ночной тьмой, и лишь в одной спальне горит тусклый свет.
За кадром звучит скрип двери, и камера выхватывает женские ноги.
Меня мутит, я закрываю рот, чтобы не закричать, потому что не хочу, чтобы все видели это. Я и сама не хочу это видеть.
Тимур сидит на кровати, листая ленту смартфона.
— Что ты тут делаешь? — слышу его голос, и волоски на коже встают дыбом. Потому что я в мельчайших подробностях знаю, что последует дальше. — Тебе запрещено появляться в моей спальне.
— Я… — звучит мой голос. — Я пришла отдать долг.
— Да? — вскидывает он бровь. — И как ты его будешь отдавать?
— Сделаю то, что ты хочешь.
— А именно?
Не вижу, потому что слезы застилают глаза.
— Возьму у тебя в рот.
В саду абсолютная тишина. Никто будто не верит, что все происходящее реально, до тех пор, пока на экране я не скидываю с себя халат и не опускаюсь перед сводным на колени.
Подгоняемая невидимой силой, я наконец-то дергаюсь с места и убегаю в дом, зная, что единственное, что может меня спасти, — это побег.
— Обхвати его рукой, — слышу позади себя низкий голос Тимура. — И проведи вверх-вниз по всей длине. А теперь оближи.
Вбегаю в особняк через кухню, но меня дергают за руку, и в следующее мгновение щеку обжигает от боли, и я накрываю ее ладонью.
— Маленькая шлюха! — шипит мать. — Ты опозорила Алекса и меня. Теперь все будут тыкать в нас пальцами и говорить, какую шлюху вырастили. Не удивлюсь, если и на Алекса ты тоже залезла.
— Что ты говоришь? — мне больно от ее слов даже больше, чем от пощечины. Больно от происходящего. Ведь она моя мама и должна быть на моей стороне, но не будет. Именно поэтому я захотела довериться ему — Тимуру — и поверить, что нужна ему по-настоящему и что наши чувства взаимны. А в итоге он растоптал меня, как сорняк. — Я бы никогда…