– А как же ваш «другой»? О вас есть кому позаботиться?
Как профессионал я должен был задать совсем другой вопрос, но как мужчина… Оставить девушку в беде мне не позволила бы совесть.
– Нет, что вы, у меня никого нет. Знаю, я не должна была ему лгать, это вышло само собой, как защитная реакция. Просто он смотрел на меня так, словно я принадлежу ему, как какая-то бездушная вещь. Я чувствовала себя униженной. И мне вдруг захотелось, чтобы Рич представил меня с другим, с кем-то достойным, для кого я действительно что-то значила бы.
– Сьюзан…
Как же много мне хотелось ей сказать. Во-первых, что ее Рич – ничтожество, раз позволяет себе подобное поведение по отношению к любимой женщине. А еще, что она заслуживает гораздо большего. Но, едва я открыл рот, она меня снова остановила.
– Нет, Адам, я ведь и вам солгала, никакая я не Сьюзан. Простите меня за это, если сможете.
Сердце пустилось вскачь. С возвращением в Лондон нервы стали совсем ни к черту.
Она так и стояла у окна в пол оборота, не решаясь посмотреть мне в лицо. Из ее глаз после всех этих откровений уже побежали первые слезы.
– За что простить? – все еще не понимал я, поднявшись из кресла и медленно, шаг за шагом, подходя к моей самой любимой пациентке.
– Мы ведь уже давно знакомы, хоть вы и не помните об этом. Да и с чего бы вам меня помнить? Рич не зря зовет меня Мышкой. Тихая, удобная и слишком незаметная для всех.
Слышать о ее заблуждениях было больно. Это она-то незаметная?! Так бы и открутил голову этому Ричу, который, судя по всему, только и делал, что подпитывал в ней эти глупые комплексы.
Легким движением руки она сдвинула в сторону плотную штору, в которой, как оказалось, запутался несчастный мотылек, залетевший в окно на свет. Мотылек, одним своим появлением развеявший все мои сомнения.
– А-а-а-а-а! Он там, в шторе, огромный и мохнатый! – завизжала испуганная девушка, подпрыгнув на кресло и в ужасе закрыв лицо ладонями, словно перед ней было настоящее чудовище.
За всю мою жизнь и богатую врачебную практику на появление мотыльков так реагировал только один единственный человек. Грудь обдало жаром, по телу волной разлилось тепло.
Это была она, все время! Ну как я мог не заметить очевидного? Сколько бы лет не прошло, и как бы она не изменилась, разве можно забыть эти искренние сияющие глаза? Такие есть только у нее одной на всей этой чертовой планете, теперь я в этом нисколько не сомневался.