– На императора, – со вкусом сказал Эрик. – Мы сумели проследить
встречу шпиона с личным секретарём императора. Я имею в виду,
старого императора.
– А он до сих пор здесь, что ли? – не понял я.
– Мила с ним ещё не закончила. Но сказала, скоро закончит, а там
пара недель реабилитации и всё, здоров, до свидания.
– А он тем временем от скуки интересуется тем и сем, – задумчиво
покивал я. – Прямо трудоголик. Ну, пусть пока развлекается. Когда
увидит мамин счёт, ему сразу станет не до развлечений. Рискну
предположить, что он и оплатит скульпторов из Флоренции – мама эту
идею ещё не оставила?
– Оставит она, как же, – засмеялся Эрик. – Приказала убрать все
скульптуры, чтобы они её не позорили, там теперь только пустые
пьедесталы стоят. Верно ты догадался, новые скульптуры как раз
император и будет оплачивать.
Что-то зудело у меня на краю сознания. Я попытался уловить
мысль, но не смог, и с сожалением оставил это.
– А что вы со шпионом сделали?
– Пока ничего, решили сначала как следует всё проверить, –
ответил Эрик. – Это ведь не какой-то человек Воцких, это уже
высокая политика. Мы даже брать его не будем, просто передадим
информацию княжьим людям, и пусть они сами думают, что с ним
делать.
– Правильно решили, так лучше всего будет, – согласился я.
Я собрался уже было спросить, хватило ли помещений для нового
производства после выселения арендаторов, и кстати вдруг вспомнил,
давно интересующий меня вопрос:
– А я ещё вот что хочу спросить: недавно с удивлением узнал, что
мы, оказывается, производим полевые рационы, и мне сразу
вспомнилась фирма, которая сидела здесь до истории с крысами. Есть
ли здесь какая-то связь, и кто к этому приложил руку?
– Я приложил, – признался Эрик. – Они в результате той истории
разорились, но у них осталось оборудование и неплохие наработки. Я
их рационы и до этого знал. В общем, мы с Кирой посовещались и
решили выкупить семьдесят пять процентов их дела. Обошлось всё это
совсем недорого, вот тебе и не стали докладывать. В итоговом отчёте
всё и так отразится, так что я решил не донимать главу мелкой
рутиной.
Всё понятно – не захотел мне говорить, потому что это выглядело
бы выпячиванием своих достижений и попыткой выслужиться. В
общем-то, да, кто-то бы мог и так это воспринять, так что его
мотивы понятны.