Долгоиграющая ментальная закладка накопительного принципа
действия... хитрый ход, Альбус. Они бы заботились обо мне,
буквально ценой своей жизни, но потом, потом когда мы стали бы
взрослым, в сознательном возрасте, они бы планомерно дробили
неустойчивую и несформировавшуюся психику, вылепливая
заторможенного, замкнутого и легковнушаемого Избранного, пешку в
морщинистых пальцах. У тебя могло бы получиться - много ли ума
нужно, чтобы обдурить одиннадцатилетку? Просчитался, просчитался,
старый ублюдок!..
Магические каналы Гарри Джеймса, те нити, которыми пронизана его
плоть, позволяющие черпать силу и претворять ее в волшебство,
неразвиты, неструктурированы, хаотичны и пребывают в
зачаточно-спящем состоянии, все же он остается годовалым ребенком,
но его мощь, его потенциальная мощь... уже сейчас они вполне
способны пропускать через себя сырую магию без риска того, чтобы
превратить Поттера в сквиба или оторвать ему какую-нибудь
конечность. Опасность ждет окружающих, вечная проблема Великих
Магов, у которых при рождении по-настоящему мощный Дар. Для
слабенького мага спонтанный выброс магии в детском возрасте - это
спаленные брови, а для ребят калибра Темного Лорда или Альбуса
Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора может окончится снесенной
стеной, если не разобранным по кирпичикам зданием.
Незримые щупальца легилименции с ощутимым трудом вырываются из
нас. Тома раздражает такая непростительная слабость и в головы
кормителей он врывается с двух ног, без прелюдий и смазки,
проходясь по самой кромке вложенных в черепные коробки ментальных
установок. Их звали Вернон и Петуния Дурсль, спиногрыза, пускающего
слюни в подушку рядом с нашим телом - Дадли. Проникновение в мозг
взрослых, психически стабильных, хоть и со своими тараканами, людей
благотворно сказалось на нашем самочувствии. Оно будто бы замерло в
шатком равновесии, сцепленном жгутами окклюменции, напитавшись
информацией о маггловском укладе и серьезно-планомерным мышлением.
Петуния Дурсль - сестра Лили Эванс, принявшей фамилию Поттер, нашей
матери. Гарри в нас спал и его мнение по поводу яркого летнего
образа, по центру которого было улыбающееся лицо Лили, мы не
узнали, мне было плевать, Тому тоже. Умерла и умерла, один из нас
вообще ее убил. Ну точнее не он, но это уже мелочи, не стоящие
отдельного упоминания. Поймал себя на мысли, что думается легче,
налет детскости и первичной неадекватности восприятия, когда мы
понятия не имели кто мы такие, медленно истончался, стираясь под
наждаком наших далекоидущих планов.