На столе накопилась приличная стопка
из бумаг и папок, судя по их виду уже изученная, уложенная зачем-то
на ноутбук.
— Вы можете идти, — властно сказал
генерал моей вооружённой свите.
— Я оставлю человека у двери, —
пробасил командир группы.
— Хорошо. И наручники с него снимите,
— я сильно удивился этой просьбе, и мои сопроводители были удивлены
не меньше, но спорить не стали.
Когда маски-шоу скрылись за дверью, я
сел на стул. После каменных лавок в камере тот показался мне очень
удобным.
— У вас большие звёзды. И форма очень
красивая, — решил заговорить первым.
— Прекращай. Ты же взрослый человек,
зачем паясничаешь? Четвёртый десяток живёшь. Если, конечно, хотя бы
год рождения в твоём деле настоящий.
— Настоящий.
— А твоё полное имя: Иванов Иван
Иванович?
— А почему нет? — я пожал плечами.
Вопрос на вопрос, как по мне, не считался ложью.
— Ладно. Подлинность личности и
документов пока проверяются другими людьми. Поверь, твои
недомолвки, тебе на пользу не идут, — генерал посмотрел на меня
укоризненно. — Меня зовут Воронов Вадим Андреевич, можешь
обращаться: «товарищ генерал». Я здесь, чтобы разобраться с твоим
делом, красиво его оформить и отправить на полочку с грифом
«совершенно секретно». Вызвали меня из другого ведомства, потому
что, вояки, как оказалось, не могут справиться. Странная ситуация,
конечно. Но зато тебе в некоторой степени повезло. Видишь ли, я не
приемлю пыток, особенно когда свидетель или подозреваемый не
сопротивляется следствию.
— Сопротивляться следствию не
собираюсь, да и не вижу смысла.
— Хорошо, — сказал генерал, с лёгким
удивлением посмотрел исподлобья и раскрыл папку, которая лежала
отдельно от стопки, прямо под рукой. — Я прочитал материалы, и там
полно пробелов. И это, не считая липовых документов и твоего
размытого прошлого. Даже, грешным делом, подумал, что ты
какой-нибудь иностранный шпион. Данные предыдущих допросов
расплывчатые и неполные. Как по мне, ты только и делаешь, что
сопротивляешься следствию.
— У меня был всего один допрос. Его
провёл какой-то вояка, а потом ему позвонили и сказали, что теперь
это не его дело, — честно ответил я, Воронов задумчиво пригладил
плешь, будто на её месте была невидимая густая шевелюра.
— Мне, Иван Иванович, нужно, чтобы ты
говорил. Как тебе угодно и в каком угодно порядке. Главное, чтобы
по делу. В конституционные права играть с тобой не собираюсь, да и
сразу скажу, что вряд ли ты уже когда-нибудь увидишь
свободу.