— Плохо ест и не спала во время сончаса! — Перечисляет грехи
ребёнка строгая воспитательница, с такой залаченной прической, что
кирпичом не пробьёшь. — И другие, глядя на неё, не слушаются!
Пререкается постоянно! Мальчишками командует, и что удивительно,
они её слушаются!
— А что плохого? — Заступился я, хорош уже мою мелкую гнобить. —
У девчонки есть своё мнение и она не боится его высказывать,
прирожденный лидер растет! Может даже, будущий генеральный
секретарь!
Воспитательница чуть не поперхнулась от возмущения и не зная,
куда деть руки — поправила воротничок и погладила челку. Вот
уборщица, возившаяся в углу с ведром и шваброй — была честнее.
Истово перекрестилась и пробормотав: «Чур меня!» — подхватила ведро
и поспешила удалиться из раздевалки. Саша застегнула сандалии,
нетерпеливо притопнула и объявила:
— Я всё! Пошли уже!
На улице, разглядев мои боевые отметины, с восхищением
воскликнула:
— Ваня! Ты опять длался?!
Вот, уже Ваня, а не Ванька, прогресс!
— Да это разве драка, — не стал я приукрашивать свои подвиги. —
детский лепет, раз голову арматурой не пробили…
Обратно пошли другой дорогой, свернули по центральной дороге
направо, вниз и к речушке, миновали хозтовары и комиссионный, возле
церкви свернув налево, к дому деда. Вернее так — к домине! Большой
двухэтажный особняк (первый этаж полуподвальный, правда), рубленный
из лиственницы ещё в конце девятнадцатого века, родовое гнездо
Свиридовых. Мамка у меня Свиридова в девичестве, так что идем к
бабушке и дедушке Свиридовым.
А если точнее — к прабабушке и прадедушке, бабушка по маме —
живет и работает в Челябинске, трудится в больнице (чёрт, рука
зачесалась, завтра с утра на перевязку). А деда нет, он оставил
маме звучное отчества Генриховна и был таков, умотал на
комсомольскую стройку, ну хоть алименты платил и каждый год
присылал открытку, поздравляя нас с новым годом, в лицо я его ещё
никогда не видел. Мы, чтоб не ломать язык — зовем их дедой Сашей
(вот да, имя Александр в нашей семье — на каждом шагу попадается) и
бабой Фомой (Фомаида Петровна, как уважительно обращаются к ней в
селе).
Дед с бабушкой у нас патриархи — родились в начале века, застали
и гражданскую (по малолетству не успев поучаствовать) и Великую
Отечественную. Дед во второй мировой воевал недолго, что-то чуть
больше около двух лет, после чего его списали по ранению. Реципиент
к подвигу деда относился скептически — и воевал всего два года, и
ничего не рассказывал, как крошил фрицев в капусту. То ли дело
ветераны, приходившие в школу каждый год в преддверии дня победы!
Дух захватывало от их красочного повествования о своих
подвигах!