— Спасибо, очень! — И ведь не соврал, домашние, они на
порядок вкусней, чем магазинные из двадцать первого
века!
— Вари ещё потом! — Поблагодарила Сашка в своем стиле,
поглаживая живот.
Всё мы не осилили, оставшиеся пельмени бабушка, узнав от
меня, что мама задерживается на работе, сложила в литровую банку,
кинув сверху немаленький кусок сливочного масла.
— На сковородке пожарит и поест, — заключила с
удовлетворением. — тяжело ей с вами двумя, ещё и скотина. Банку
принесёте!
Дед, апеллируя к бабке, что единственного внука выписали
из больницы — потребовал это отметить. Баба Тоня покосилась,
поджала губы, но бутылку на стол выставила. Дед Арлен стопок пять
успел замахнуть, под мой рассказ по второму кругу (ещё и маме
придется повторять, в КБО то не распространялся, там любопытных
много присутствовало) про больничную эпопею. Подвергнутый цензуре,
конечно. Однако, сильно разгуляться деду не довелось — всё
подмечающая бабка ловко убрала бутыль и дед расстроенно крякнул,
напустившись на мамашу Мюллер, желая ей всего хорошего за
содеянное…
Домой отправились в уже сгущающемся сумраке, первая декада
апреля — снег на открытых местах почти весь сошел, темнеет рано и
если нет луны — хоть глаза выколи. А у остановки, где днем
происходило эпичное побоище — нас поймали. Жуковы, аж четверо,
троюродные разновозрастные братья, подобно Свиридовым — жаждущие
постоять за честь фамилии. Сашке насовали карамелек, а меня
принялись выспрашивать о случившемся, сжимая кулаки и поражаясь
потерявшим страх отщепенцам.
— Долго будут переулками ходить и прихрамывать! — Веско
заметил Серёга, только на это раз Жуков. — Зря они это
сделали…
Я добавил, что могут и не успеть покарать
виновных:
— Лёха с Серёгой Свиридовы обещались им ноги
повыдергивать, когда только Сашку из садика забрал! Я так то тоже
не стоял столбом, отмахивался, вы уж там сильно их не
калечьте!
— Как бог черепаху уделаем! — Пообещал не злобствовать
самый младший, Колька-шестиклассник и троюродные братаны,
похрустывая прихватившим грязь ледком, ушли причинять
справедливость.
Мама обрадовалась пельменям, ну и нам тоже, не стала
разогревать — умяла их прямо из банки, оправдавшись:
— Посуду меньше мыть, устала и проголодалась с этим
отчетом и скотина ещё, с меня пример брать не надо!
Мама доела и осоловела, непроизвольно закрывая глаза. Да
уж, нелегко ей с нами двумя, права бабка. Тридцать четыре ей,
молодая, красивая и никакой диеты не надо — фигура такая, что хоть
сейчас на обложку «Работницы». Скорей бы рука зажила, хоть с
коровой и бычком ей помогу, доить конечно не буду, ну а все
остальное — по силам на себя взять. А лучше вообще эту скотину
побоку, если честно…