Я связал его опять. Сел рядом.
– Зачем? – в родном еще по-мальчишески ломком голосе звучала такая страшная безнадежность, что мне стало больно. – Тратите хлеб, воду, я ведь знаю, что убьете по дороге. До императора не добрался еще ни один некромант с начала восстания.
– А тебя я довезу живым, – уверенно ответил я.
Пацан будто впервые увидел меня. Он смотрел на меня долго, очень пристально, заговорил, только отвернувшись от меня, слова произносил с усилием:
– Зачем так притворяться. Это же ты наступил мне на запястья уже потом, когда вы меня взяли. Нужды в этом не было. Только издевательство. Пытка. Сломать хотел меня. Ты же знаешь, что у меня изранены руки, что они – мое оружие, в крови моя магия.
Я молчал. Сказать, что это был не я, было опасно. И не поверил бы он. Мой родной измученный почти сломанный сын. За эти пятнадцать лет было много всего. Тревог, огорчений, детских болезней, обид. «Почему ты не женишься на маме?» Боли в его глазах из-за моего честного: «Я больше не люблю её, Сашка». Но и счастья, доверия, нежности и радости.
Переходный возраст наступил как-то слишком быстро. Я подсунул сыну дело. Часть своей любимой работы. Поначалу всё стало только хуже. У него не выходило, он злился, скандалил, делал ошибки. Потом получилось. Он стал моим самым юным менеджером. Учился, стажировался, работал со мной, привыкал к тому, что я люблю его, но ничего ему не спущу. И к тому, что он может завалить продажи, может не сдать экзамены, даже сломать что-то в отлаженном механизме компании, но останется моим любимым сыном. Работа на втором месте, родные и любимые на первом. И работал-то я ради них.
Были ли родители у Сашки здесь? Любимая работа по ходу была. И еще какая. Поднимать мертвецов. Такое и в страшном сне мне не могло присниться.
– Держись меня. Останешься жив, – наконец обдумал я и произнес коротенькую важную фразу.
– Я слуга смерти. Я не боюсь её, – ответил он едва слышно.
– Я видел смерть. Она стояла так же близко ко мне, как сидишь ты сейчас. Смерть не может быть благосклонной. Ты её слуга, но для неё это неважно, – вырвалось у меня, прежде, чем я успел подумать, -- перед нею все равны.
Он не поверил мне. Отвернулся, замер.
Я же заметил, что у него потекла кровь. Тряпки на запястьях стали влажными. Алые капли покатились на каменный серый пол.