. Перевод покажется нам неточным, но основная суть, глубинный смысл текста, несмотря ни на что, остается ясным.
Итак, чем больше я изучал отрывки из Писания о божественности Христа, тем больше я убеждался в том, что они истинны – в мир действительно пришел сам Бог во плоти. И в то же время я пытался найти объяснение, почему Господь не поступил проще – не послал какое-нибудь из Своих творений, например ангела, чтобы выполнить определенную миссию. Решающим в моих размышлениях стало осознание, что в основе всего лежит Божья любовь. Именно ее высшим проявлением должно было стать явление в мир Творца в роли творения для того, чтобы напрямую обратиться к живущим на земле. Посылание с той же целью другого, низшего, которому предназначалось бы сделать всю «грязную работу», не послужило бы столь серьезным свидетельством совершенной и неизмеримой Любви.
Осознав, что хочу присоединиться к одной из традиционных христианских конфессий, я принялся искать церковь, в которую мог бы ходить. Первым делом я посетил общину, собиравшуюся в Бруклине, на улице Ошен-Парквей, на первом этаже рядом с магазином. Это была пятидесятническая церковь, и называлась она Pentecostal Assemblies of God Church. Ее возглавляла энергичная женщина-пастор – еврейка, обратившаяся в христианство.
Я вошел в маленький, ярко освещенный зал под звон гитарных струн – глава общины сама играла на гитаре и с воодушевлением пела гимн «Мы маршируем в Сион». Ей громко, но не очень точно подпевали немногочисленные прихожане – их состав был довольно пестрым. Гимны перемежались отдельными возгласами хвалы, издаваемыми членами общины, а также их краткими призывами к покаянию и прощению. Иногда несколько человек начинали одновременно что-то говорить, или один начинал, а другой заканчивал. Казалось, что все глубоко погружены в происходящее здесь действо и воздают хвалу Богу свободно, совершенно искренне и спонтанно.
Все это, мягко говоря, довольно сильно отличалось от служб, которые я привык посещать в синагоге. Мне очень нравилось воодушевление пятидесятников, но сам я чувствовал себя среди них неуютно. Нужно было либо активно во всем этом участвовать – восклицать и жестикулировать, как остальные, либо неловко стоять в сторонке, что я и делал. Начинало казаться, что мое молчание и сдержанность привлекают нежелательное внимание окружающих. Я чувствовал себя так, как будто держал на груди огромную переливающуюся огнями табличку: «Помогите!»