Отец Иоанн был уже очень слаб. Однако в нем сохранялся его прежний светлый бодрый дух, который сейчас чувствовался особенно сильно. Матери Ангелине казалось, что она видит вокруг него ангелов и что батюшка ходит уже по небесной земле. Лицо отца Иоанна сильно изменилось во время болезни – стало сухеньким, складчатым. Но в нем оставалось живое, почти шаловливое выражение. Это отмечают все, кто видел отца Иоанна: он всегда улыбался.
– Смотри, мать, а стены уже под крышу. Помнишь, что говорил? Успеем, все успеем, Бог поможет.
Батюшка сел в кресло, облокотился на спинку. На столике – несколько писем.
– Что там, матушка?
Игуменья стала разбирать письма. Под ними лежал батюшкин дневник, в котором батюшка давно ничего не писал. Но убирать не решались: а вдруг батюшка поправится?
В дневнике – записи для памяти: «Поликарп Михайлов усопший – поминать, его жена жива, Александра, сын Евстафий, 17 октября. Больной душевно, самоубийца, Носков Константин Аполлонович, жена Лидия Николаевна. Дмитрий Николаевич Ломан, жена Ольга Васильевна, дочь Надежда и сын Георгий. 17 октября». Пастырь дерзал своей молитвой спасать людей, уделяя им время из своей жизни, которой оставалось совсем немного.
Порой в дневнике встречаются строгие и обличительные записи. Вот одна из них: «У Башмаковой горное заведение стояло без дела несколько лет, и аренды с меня она не может и взять, ибо в мою пользу не было работ в участке. А между тем я заплатил аренды 100 руб. в сентябре месяце – за что? По болезни я не могу принять ее дар, а главное, по неимению средств».
– Дальше что?
Игуменья показала батюшке большой красивый конверт.
– От Победоносцевой. В марте – вторая годовщина. Посылает пожертвование, просит не забывать Константина Петровича.
Отец Иоанн заулыбался:
– Без Константина Петровича я бы не оказался у государя Александра. Строгий был человек, очень строгий. Большое сердце. Не мог вынести, не мог видеть того, что сделали со страной. Его не понимали. И меня не понимают.
Вдруг отец Иоанн смолк, всего на секунду. Спросил игуменью довольно строго:
– Ты не говорила никому, что меня порезали? Что я потом заболел. Никому?
– Батюшка, что вы! – поспешно ответила мать Ангелина.
– По грехам моим я недостоин был видеть и сороковой год жизни, а тут – восьмидесятый год, – улыбнулся отец Иоанн.