Я притормаживаю у остановки и снова опускаю пассажирское стекло:
– Подбросить недорого?
Это немолодая женщина с усталым лицом. На ней невнятный пуховик и вязаная шапка. Она наклоняется и заглядывает в салон:
– У меня всего сто рублей. Так что спасибо, не надо.
– А ехать куда?
Она называет адрес. Это минимум двадцать минут езды.
– Садитесь. Уже полвторого ночи, автобусы по-моему, уже не ходят.
Она недоверчиво косится на меня, но я ободряюще киваю:
– Садитесь. Мне все равно по пути.
– Вот спасибо! – благодарит она, берет с лавки тяжелую сумку и кое-как размещается.
Я готовлюсь к тому, что она начнет жаловаться на жизнь, как принято в ее социальном классе, и поэтому прикидываю, куда бы свернуть, чтобы поскорее оглушить ее, связать и перетащить в багажник. Однако женщина не раскрывает рта. Молча сидит и с каким— то затравленным, обреченным смирением глядит на сверкающие за окном огни.
Я мельком поглядываю на нее, пытаясь проникнуться настроением. У нее глаза на мокром месте, но она быстрым, легким движением вытирает навернувшиеся слезы – так, чтобы я не заметил.
– У вас все в порядке? – зачем-то спрашиваю. Чертово воспитание.
– Да, спасибо. Все хорошо, – она улыбается краешком губ и потупляет глаза.
В салоне повисает тишина.
Проходят пять минут, десять, пятнадцать, а я все никак не исполняю задуманное.
Торможу у хрущевки, мысленно матеря себя. Что за неожиданный приступ филантропии? «Какого хрена ты вообще творишь, идиот?»
Женщина протягивает мне сторублевую купюру. Я выхожу из машины и помогаю пассажирке выбраться из салона. Она несколько раз благодарит меня. Я протягиваю ей ее баул, и незаметно роняю на землю пару пятитысячных.
– У вас из сумки что-то выпало, – указываю я на асфальт.
И, не дожидаясь, пока она рассмотрит поднятые бумажки, прыгаю в тачку и уезжаю.
Ну и кретин.
Злюсь на себя и не понимаю, за что. Положа руку на сердце, мне ее не хотелось. Конечно, я бы завелся в процессе, но изначально, в чистом виде, мне ее не хотелось. Мне стало ее по-человечески жаль, а жалость гасит возбуждение. Нужно было абстрагироваться от ее личности, но…
Усилием воли я останавливаю поток мыслей. Отец любит повторять: «Мы не все можем контролировать в этом мире. И уж точно не можем контролировать то, что уже случилось». Проехали и забыли.
Я резко давлю на тормоз, едва не сбивая выбежавшего на дорогу пешехода.