– Хорошо, – сказал Павел. – Мы обязательно поговорим с этим типом.
Мебель в бывшей канцелярии была добротная, стены аккуратно выкрашены, окна не продувались. На столах еще стояли немецкие печатные машинки, лежали канцелярские принадлежности. Но содержимое столов и шкафов немцы вывезли, а то ненужное, что валялось на полу, оперативно вымели бойцы Гундаря. Двери сейфов нараспашку, пахло какой-то неприятной химией.
При немцах здесь трудились и женщины. На подоконнике лежали тюбик губной помады и круглое зеркальце.
Попыхивала буржуйка, распространяя приятное тепло. Дымоотвод люди Гундаря протянули в форточку, а щели, образовавшиеся при этом, заткнули обрывками немецкой шинели.
– Хорошо-то как! – пробормотал Кобзарь, грея замерзшие руки над печкой.
– Ты же вроде сибиряк, – заявил Еремеев, воюя с непослушным выдвижным ящиком. – А значит, по определению мороза не боишься.
– Сибиряк – не тот, кто мороза не боится, – поправил его Булыгин. – А тот, кто тепло одевается.
– У нас иначе говорят, – заявил Игорь. – Была бы печка, а сибиряки найдутся.
Никольский стоял у окна, заложив руки за спину. Из канцелярии открывался вид на внутренний двор, заснеженную клумбу, на лавочки вокруг цветочного пятачка. Здесь в теплое время года отдыхали немецкие офицеры. Они курили, вели задушевные беседы, общались с представительницами прекрасного пола. А потом опять шли мучить, пытать, загоняли людей в крематории.
«Неужели так можно? – недоумевал Павел. – Сидеть в канцелярии, тепло общаться с сослуживцами и относиться ко всему тому ужасу, который здесь творился, как к обычной работе? Психика не шалила, кошмары во сне не являлись? Такое продолжалось годами – это нормально? Насильно умерщвлялись сотни тысяч людей, никоим образом не солдат, и все это воспринималось нормально. Как же удалось фюреру взрастить таких бездушных холодных тварей? А кто-то обвиняет в подобном Советский Союз. Не было у нас ничего такого!»
Майор Никольский мог поклясться в этом с полной профессиональной ответственностью. Перегибы – это да. Людей несправедливо репрессировали, расстреливали, они сгинули без вины в сибирских лагерях.
Все это было глупо отрицать. Никакой режим не наберет такое количество реальных врагов. Данный факт всегда смущал майора, наводил его на вредные размышления.