Обращаясь к новому директору в ласково-шутливом тоне, словно к маленькому ребёнку, Гребешкова стала рассказывать ошалевшему от такой наглости Ситникову о вещах, с её точки зрения, очевидных:
– Строго по графику работают в городах, а в деревнях у каждого жителя имеется личное хозяйство, и работа в государственных учреждениях не должна быть помехой в выполнении домашних дел. Поэтому я в школу прихожу тогда, когда у меня в усадьбе всё сделано. Вам ведь мой сыночек Коленька уже сообщил, что мы занимаемся сеном? Вот управимся, и я буду, как штык, в интернате. А что это вы ещё захрюкали, как поросёнок, из-за каких-то жалких матрацев?
Лицо Ситникова покраснело от возмущения. Однако, стараясь быть вежливым, он попытался ответить спокойно:
– Вчера вечером я прогуливался около ручья и на берегу, около кустов, нашёл три матраца со штампами интерната. Поэтому я пригласил комиссию для инвентаризации имущества, находящегося на вашем подотчёте. Они подъедут сегодня к девяти. Вы обязаны присутствовать при этом. Идите на своё рабочее место и готовьтесь к проверке.
Лицо Гребешковой было покрыто толстым слоем красок, словно маской, и судить об её эмоциях директор не мог. Она наигранно скривила красные губы и, изображая сожаление, сказала:
– Не обижайтесь на правду: вы – мелочный человек, вы не мужчина. Мы с вами не сработаемся. Запомните, хорошенько запомните: ни при каких обстоятельствах мне плохо не будет, а вот вам… Подумайте! Мой вам совет: если хотите работать в Оглоблино, то дружите со мной, – она резко встала и твёрдой поступью, стуча каблуками, направилась к двери. Потом остановилась, повернула голову и чётко произнесла: «Председатель Александр Степанович завтра в пять вечера вас ждёт у себя в кабинете, он вчера вернулся из командировки», – и, словно кошка, выскользнула в коридор.
К девяти часам подъехали на легковом автомобиле два представителя отдела образования. Пригласили бухгалтера сельского Совета. Три человека за полтора часа перебрали и осмотрели всё нехитрое имущество интерната. В результате была вскрыта недостача двенадцати матрацев, четырнадцати простынь, шести подушек и ещё нескольких бытовых вещей. Гребешкова никак не могла объяснить исчезновение имущества, предназначенного для воспитанников. Выражение её лица и манера поведения были такие, словно три женщины и мужчина-директор были неразумными существами, которые бесполезно отняли у неё, Тамары Петровны, драгоценное время для домашних дел. Не стесняясь в выражениях, она выкрикивала своё возмущение. Бухгалтер РОНО попыталась её одёрнуть и пристыдить, однако Гребешкова только посмеялась над комиссией и была твёрдо уверена в своей безнаказанности.