– И кого ты собрался терроризировать?
– Фашистов. Всех: Социальное движение, старых чернорубашечников, их агентов во власти. Если получится, хотелось бы даже их верхушку заставить трястись.
– А может, хватит уже террора, Итало? Мы все равно с фашистами в одной лодке – нас обоих подмяли республиканские никакисты, которые только и делают, что продают Италию Штатам кусок за куском.
– И в такой ситуации ты говоришь: «хватит террора»?! Да как ты вообще можешь сравнивать нас с чернорубашечниками?!
Комиссар чуть приподнял левую штанину, чтобы Бородач мог увидеть шрам на том месте, где Ансельмо сломали ногу.
– Я могу сравнивать кого хочу и с кем хочу. Ты давно не был дома, Бородач – Италия изменилась. В нашей молодости все перлись по политике. Фашизм, марксизм, капитализм – каждый верил в какой-нибудь –изм. Сейчас люди прутся от кино, телевидения, музыки и настоящих наркотиков. Мы с фашистами уже проиграли, просто это еще не так заметно.
Комиссар встал, собираясь уходить.
– Итало, захочешь вспомнить старые времена, помянуть павших, просто поговорить – ты знаешь, где меня найти, но в подполье я не вернусь и помогать тебе начать новую партизанскую войну я не стану. Чао.
– Лихо тебя эти утюги отгладили, Комиссар…
Похоже, Мариани удалось задеть своего старого товарища за живое. Ансельмо развернулся и посмотрел прямо в глаза Бородача.
– А ты и сам попробовал бы хоть раз побыть тем, чью диктатуру мы хотим установить, может и понял бы, когда нужно драться, когда любить, а когда угомониться!
– Зачем, чтобы стать таким, как ты?
– Нет, для того, чтобы говоря о борьбе за трудовой народ, ты не врал хотя бы самому себе!
Комиссар распрощался и направился к двери. Бородач надеялся убедить Ансельмо простыми аргументами, но не очень рассчитывал на это. Однако у него на руках был еще один козырь, и сейчас было самое время для того, чтобы его выложить.
– Хорошо, Комиссар, ты не хочешь начинать войну с фашистами, но как насчет расплаты за старые обиды?
– Что ты имеешь в виду?
– Садись и выслушай. Если после того, что я тебе расскажу, ты все еще не захочешь мне помочь, я не стану тебя больше убеждать, ты выйдешь из этой комнаты и никогда больше меня не увидишь.
Ансельмо, судя по его лицу, был весьма заинтригован. Он вновь сел в кресло и приготовился слушать.