Судьба гусара - страница 32

Шрифт
Интервал


Сердце гусара забилось так гулко, что грозило вот-вот выскочить из груди! Сомнений никаких не было – эта появившаяся на аллее девушка и есть Катаржина!

– Ах, услада очей моих! – Вскочив, Денис со всех ног бросился навстречу красавице, умоляя Господа лишь об одном: лишь бы все это вдруг не оказалось видением, волшебной грезою влюбленного поэта… хотя о любви, верно, здесь речи и вовсе не шло. Скорее, влечение, да… Но какое!

– Добжий вечор, месье гусар, – откинув вуаль, Катаржина окатила своего истосковавшегося кавалера синим светом очей.

Очаровательно наморщив носик, она еще что-то добавила по-польски, что именно, гусар, естественно, не понял, но догадался в общих чертах. Хотя… и что тут было догадываться, все более чем откровенно! Как пелось в старой песенке «Наутилуса»: «Ты – моя женщина, я – твой мужчина, если надо причину, то это причина».

Да не надо было причины, и не надо было никому ничего объяснять, тем более – друг другу!

Похлопав по холке коня – жди, мол, – Денис взял возлюбленную за руку и повел за собой сквозь заросли, через дорогу к меже, где ушлый Андрюша уже соорудил просторный шалаш, не забыв положить наземь мешок, набитый сеном, – загодя приобретенный практичным слугой по пути.

На этом мешке и случилось…

– Ах, милый…

Полетела прочь шляпка, а за нею и шаль. Скользнули меж пальцами гусара шелковые завязки платья… Да черт-то бы их побрал, эти завязки, вот, право же, в самом деле – побрал! Это ж такое неудобство, и кто только их придумал… просто изверг рода человеческого, иначе и не сказать! Да развязывайся же… ну!

А Леночка-то… тьфу – Катаржина – тоже хороша. Не могла вместо столь неудобного платья джинсики нацепить да какую-нибудь легкую кофточку… и можно даже без бюстгальтера… хотя… Сей детали женского туалета и так не было. Едва завязки ослабли, как тотчас же обнажилась грудь – упругая, быстро наливавшаяся терпким соком запретной любви…


Они простились через пару часов. Уже начинало смеркаться, а невдалеке, над рощею, поплыл, закурлыкал журавлиный клин.

– Счастья тебе, милая, – крепко обняв девушку на прощанье, прошептал гусар. – Надеюсь, еще свидимся.

– И тебье стчастья, – пылкая красавица томно изогнула шейку. – Приезджай. Не забывай меня, коханый. Даже когда рожу детей… Все равно – приезджай. Всегда.

– Всегда, – эхом откликнулся Давыдов.