Приняв подобное решение, я развернулся в противоположную от
остановки сторону и зашагал по пустой по утреннему времени
пешеходной дорожке.
– Эх... – как же тяжело было заставить себя продолжить забег...
Руки рефлекторно легли в карманы и что-то нащупали, что позволило
малодушной части меня найти новый повод повременить: – Так, и что
тут у нас?
Карманы куртки хранили два «артефакта». Тонкую книжицу,
заполненную иероглифами и имеющую фотографию ничем не
примечательного молодого анимешного парня с чёрными волосами. Пусть
я не Холмс и методом дедукции владею не так чтобы отлично, но
что-то мне подсказывало, что сия книжица есть документ,
удостоверяющий личность. То бишь паспорт или его аналог. Хм-м… ну,
если даже на фотографии для этого самого паспорта рожа получилась
не сильно страшной, то, значит, меня можно назвать если не
красавчиком, то симпатягой — закон жизни: на документах всегда
получается крокодил. Хотя тут это может и не работать. Второй вещью
был тонкий потрёпанный кошелёк из шкуры молодого дерьмантина,
хранящий одну купюру бледно-синего оттенка с изображением
очередного мужика и циферками 1000, ещё в нём имелось несколько
монеток общим номиналом в 240 единиц неизвестной валюты и,
собственно, всё. Ни карточек, ни визиток, ни даже фотографий
семейства. Печально, хотя вряд ли стоило надеяться, что внутри
кошелька будет записка на английском «Если вы читаете это,
пожалуйста, отвезите моё тело в Париж, на бульвар Капуцинов, дом
восемь», как в том анекдоте про находчивого алконавта с любовью к
путешествиям…
Н-да… Ну что же, мистер Хва, или как там тебя, добро пожаловать
в этот прекрасный мир! Он весь к твоим услугам.
Тяжело вздохнув, я переложил в кошелёк «зарплату» из кармана
джинсов и, убрав находки, заставил почти со скрипом
сопротивляющийся этому всему костями организм потрусить по дорожке,
добиваясь той скорости, которая засчитывалась Системой за бег.
Следующие два часа слились для меня в череду цветных картинок,
практически лишённых участия мысли. Встрепенувшийся было на
опасность мозг увидел длину маршрута, глянул на первые отчёты от
рецепторов по всему телу при возобновлении нагрузок и, решительно
заявив всему остальному организму, что наху… ну его — так жить,
заперся где-то в черепе, не подавая признаков жизни, отчего
остальное тело вынуждено было перейти в режим бездумного механизма
на грани критической поломки.