— Тогда только после того, как человек из эсбэ уедет, —
проговорил собеседник. — А то мало ли чего. Всё-таки мы вмешиваемся
в движение кадров, а это не всегда допустимо.
— Послушайте, Араи-сан, — проговорил мой начальник, а я
хорошенько запомнил фамилию. — В конце концов, это вы заварили эту
кашу, поэтому поздно сожалеть. А по поводу этого Ёсикавы, понятно,
что мы не будем лезть на рожон. Не переживайте, Даичи —
слабохарактерный, от него проблем не будет.
Тут за моей спиной послышались шаги, и я, чтобы не вызывать
подозрения, постучал в дверь.
— Секунду! — раздался голос начальника, после чего он сказал в
трубку. — Ладно, обсудим наши действия позже, когда будет больше
информации.
Затем собеседники попрощались, и Макоту пригласил меня в
кабинет.
— Что ж вы натворили, Такаяма-сан? — спросил меня инспектор,
указав на стул. — Если уж такая серьёзная организация вами
заинтересовалась.
— Да это не мною, — ответ созрел мгновенно, и я даже успел
понять, что сделал, но начальник враз спал с лица. — Видимо, у
собственной безопасности есть вопросы к кому-то из Саппоро, и они
пока выясняют, кто может быть к этому причастен. Но вам-то
волноваться не о чем, — проговорил я с полной серьёзностью, пытаясь
не расхохотаться. — Вы-то ничего предосудительного, а тем более уж
противозаконного не делали.
Посеревшее лицо, обвисшие уголки губ и остекленевшие глаза
говорили как раз об обратном. А я ликовал от того, какой эффект
смог произвести. Пусть знает, каково это закапывать
подчинённых.
— А что конкретно у вас спрашивали? — поинтересовался он тихим
голосом. — И что вы на это отвечали?
— Вообще я дал подписку о неразглашении, — ответил я, пытаясь не
смотреть на окаменевшего Макоту. — Но вам, Сугияма-сан, по секрету
могу сказать. Интересовались, почему при моих показателях в кэндо и
дзюдо меня не пустили на повышение и кто, по моему мнению, может
быть причастен к подобному повороту.
Мои слова дали не совсем тот эффект, на который я рассчитывал.
Мой начальник немного расслабился. А это означало, что рыльце у
него в пушку, но по каким-то другим делам. Я снова попробовал
проникнуть в его мозг.
Однако чётких мыслей, облечённых во внутреннюю речь, я не
услышал. Однако увидел образ, который можно было истолковать так:
«Хорошо, что этот болван ничего не знает». Вот оно что, дорогой
начальничек! Тайны и интриги! Что ж, ты сам напросился, и теперь я
выведу на чистую воду!