Мы вышли из машины. Я прихватил свою куртку. Лето только начиналось, по вечерам было прохладно.
Хотел куртку Дрю на плечи накинуть, она гордо отшатнулась, задрала нос кверху и пошла в здание травмпункта.
Я усмехнулся.
Оставить её, чтобы она примирилась с родителями? Или, ещё хуже, осталась одна, навсегда покалеченная. Был ещё вариант какого-нибудь мужика рядом с ней. Но вряд ли. Я был уверен, что Дрю ни с кем не сможет быть.
Смотрел, как она записывается в очередь, как держится независимо и на расстоянии от меня. Вроде не со мной, при этом моя.
Она села перед кабинетом дежурного врача. Не двигалась, сложив руки на сумке.
Одинокая, совершенно беззащитная.
А я в тени коридора прислонился в углу к холодной стене и смотрел на неё. И жгло мои глаза. Хотелось разрыдаться от счастья. Последний раз я так переживал, когда мне исполнилось шестнадцать лет. В тот момент я понял, что ровесник своей погибшей матери. Она умерла или папаша ей помог умереть после моего рождения. А через год я был старше своей матери на год. И так до сегодняшнего дня. Я почему-то понял, что нашёл её… Дурацкое мышление, идиотская фантазия. Лохматая девочка с синими глазами, которые прятались под очками, потому что кто-то посмел ударить.
Её очередь подошла. Я следом за Дрю вошёл в кабинет. И хотя она не была рада, я забрал у неё сумку и сел у входной двери, пока её глаз осматривали.
— Если будете в суд подавать, то нужно обратиться дополнительно в другое учреждение, — сказала полная женщина-врач и очень неодобрительно посмотрела на меня.
— Это не он, — растерянно сказала Дрю. — Это папа, я не буду писать заявление.
Выдали направление к офтальмологу, мазь выписали. И отпустили.
— Доволен? — фыркнула Дрю, отбирая у меня свою сумку.
— Вполне, — ответил я.
Мы вышли из больницы. Она остановилась. Идти ей было некуда. А попросить отвезти в гостиницу не захотела. Я так понял, мы расставались. Бездомная, но очень гордая нищета. Всегда это поражало, что скромностью безнадёжные не отличаются.
— Дрю, — я всё-таки накинул ей на плечи свою джинсовую куртку. Тихо попросил, еле слышно. — Останься со мной. Не бойся. Не понравлюсь, уйдёшь.
— Я вспомнила, где тебя видела, — она сняла очки и уставилась на меня задрав нос. Ниже меня на голову, но так смотрела, как будто я товар на витрине. Фингал не мешал появиться презрению на лице. В свете фонаря синяк казался грязью, которую можно стереть.