Но недавно мне посчастливилось встретить человека по имени
Нора. Нора только что из убежища и впервые видит Содружество. Как
выглядят наши достижения в её глазах? Действительно ли Даймонд-сити
— «Великий зелёный самоцвет», как все мы утверждаем?
Прежде чем ответить на этот вопрос, давайте узнаем побольше
о прошлом нашей гостьи. К моему удивлению, Нора ничего не может
сказать о жизни в Убежище. Потому что всё это время перед её
глазами было лишь обледеневшее стекло. Каждый день. В течение двух
веков. Да, Нора не просто выходец из убежища — Нора родом из
довоенного мира. Девушка и её семья все эти годы пребывали в
криогенной заморозке.
Итак, что же говорит Нора, впервые увидев
Даймонд-сити?
Если честно, то, когда я вижу, как люди тут всё
восстанавливают… мне начинает казаться, что для этого мира ещё не
всё потеряно, что ещё есть надежда.
Надежда. Когда в последний раз в нашем городе кто-то говорил
о надежде, если исключить предвыборные речи и пустые обещания
политиков у Стены? Но выходец из убежища — другое дело, девушке ещё
удается внутренне противостоять цинизму нашего странного
мира.
И это особенно удивительно, если учитывать причину, по
которой она сейчас здесь, в Содружестве. Видите ли, у Норы есть
сын. Его зовут Шон. В убежище их семья была в относительной
безопасности, но кто-то вломился туда и забрал Шона у родителей. И
теперь Нора рискует своей жизнью, странствуя по нашему
негостеприимному миру, чтобы найти Шона и спасти его.
Мы все не раз слышали, что говорят в Даймонд-сити после
каждого исчезновения. Все мы бросаем на скорбящих родственников
полные сожаления взгляды, а сами тайком возносим хвалу Стене, что
на этот раз беда обошла именно нас. В Содружестве можно погибнуть
по миллиону самых разных причин, так зачем беспокоиться о каких-то
похищениях?
И действительно, зачем?
Нам так легко воспринимать чужую потерю с цинизмом. Мы давно
знаем о существовании Института, но до сих пор не понимаем, что они
из себя представляют. Да, не всегда ответственность за похищения
несут именно они, но, когда людей забирает Институт, мы полностью
бессильны что-то изменить. И поэтому ко всем жертвам похищения мы
относимся так, будто их уже не вернуть.
Но те, кто остается — любимые, друзья, соседи — люди,
которые уже никогда не увидят лица того, кого у них забрали, не
могут позволить себе отвернуться. Они будут ощущать потерю, даже
если все остальные будут убеждать их забыть всё, что произошло, и
жить дальше.