Нет, всё-таки есть польза и для меня лично от этого дара
небесной канцелярии. Вовремя с ним подсуетился в отношении
Кукушкиной – и вот результат спустя три месяца. Или это тоже
промысле божий, подтолкнувший меня исцелить женщину? С них,
небожителей, станется.
В ночь на 1 декабря выпал снег. Проснулся утром – а вместо
слякоти всё покрыто белой пеленой. Сразу как-то на душе веселее
стало, а то эта осень начала уже утомлять. Никогда её не любил
(особенно позднюю) за серость и мокроту. Вот только в этот день
меня ждала моя первая могила на моём персональном кладбище. Ночью
скончался дед, которого я вёл с его сердечной недостаточностью.
Правда, скончался в реанимации, но от этого мне было ненамного
легче.
Если бы я знал, что так произойдёт, то, конечно же, попытался бы
его спасти при помощи браслета. Увы, даром предвидения меня не
наделили. Может быть, и к лучшему. Прав был Екклесиаст, когда
сказал, что во многой мудрости много печали. Не каждому хочется
знать своё или чужое будущее, тем более дату ухода из жизни. Если
только на пару-тройку часов вперёд, чтобы можно было успеть
предотвратить какую-нибудь трагедию. Или хотя бы на несколько
минут, дабы обойти стороной тот дом, с крыши которого на твою
голову упадёт кирпич.
Ближе к вечеру подошёл Штейнберг.
— Арсений Ильич, не могли бы вы подменить завтра и послезавтра в
поликлинике терапевта? А то она отпросилась на похороны брата в
Куйбышев, пару дней принимать некому будет. А я пока ваших больных
возьму на себя.
— Да какие вопросы, Аркадий Вадимович! Конечно, подменю.
Так вот и вышло, что в четверг и пятницу 2 и 3 декабря, как раз
перед выходными, поработал я поликлиническим терапевтом. В прошлой
жизни не раз приходилось сидеть в поликлинике, да и в Куракино,
можно сказать, совмещал, так что ничего экстраординарного для себя
я сейчас не видел. Разве что, как в той же амбулатории, сидел в
кабинете я один, без медсестры, на которых обычно возлагается
обязанность заполнять разного рода бланки по указанию врача. Видно,
на провинциальном уровне такой подход допускался.
На второй день моей поликлинической работы, когда утром я
поднимался на крыльцо поликлиники, меня схватил за рукав невесть
откуда взявшийся чумазый мальчонка лет десяти-двенадцати. На нём
был короткий овчинный тулупчик, а под ним красная рубаха явно не по
размеру, которая подошла бы парню лет на пять старше. Широкие штаны
в тонкую полоску, больше смахивающие на шаровары, заправлены в
короткие сапожки. Голову венчала чёрная шляпа с полями, но при этом
пошитая по размеру.