Я же до-ома, мать его.
Можно расслабиться. Как будто бы.
А еще эта тетка противная. Явно же я ей не понравилась. Любая женщина сразу же поймет, как к ней относится другая женщина. И в этой Людмиле мне на секунду даже почудилась соперница.
Я зло ухмыльнулась.
Вообще не собираюсь соперничать. Пусть забирает себе своего секси-Егора. Может, он хоть от меня отстанет. Он, конечно, Владу сто очков вперед даст. И по уровню мужественности, и по сексуальности, и по внешнему виду. Но...
Я не такая.
У меня есть жених.
–Я вас люблю, к чему лукавить. Но я другому отдана и буду век ему верна, – процитировала я Татьяну из Онегина.
Только с любовью ошибочка, а так все правильно.
Стараясь ступать как можно тише, я спустилась на первый этаж.
–Влада, – Грехов стоял в дверях столовой.
Я покорно направилась к нему. Побудем пока послушной кошечкой. Посмотрим, что будет.
Большой овальный стол уже был накрыт.
Белоснежная накрахмаленная скатерть. Блестящий сервиз из явно недешевого фарфора. Я даже хмыкнула тихонько. Такие по советским обычаям только по праздникам достают, а не используют ежедневно.
Пижон!
–Людмила, свечи, – скомандовал Грех в своей обычной манере. – И принеси бутылку сухого белого.
Он с сомнением глянул на меня и добавил:
–Полусухого.
Какая забота, я трепещу от восторга.
Домработница метнулась выполнять приказание своего любимого хозяина, а я попробовала сесть за стол. Но мне не позволили.
–Вижу, мой племянник не приучил тебя к заботе, – Грех отодвинул для меня стул. – Привыкай к новому, Владислава. Это будет приятно. Тебе понравится.
Отделаться от ощущения, что он имел в виду совсем не это, у меня не вышло.
Но на стул я села.
И даже смогла поблагодарить его кивком головы.
Людмила принесла бутылку вина и наполнила наши бокалы. Сняла крышки с горячих блюд и повернулась ко мне спиной.
Меня для нее тут не было.
–Людмила, познакомься, – как ни в чем не бывало, сказал Грех. – Это Владислава. Моя будущая жена. Теперь она будет тут часто появляться. Ее распоряжения имеют такую же силу, как мои.
Мы охренели.
Обе.
Ну, я точно. Ого себе. Меня наделили правами в этом доме.
А вот Людмила, еле-еле растянувшая губы в улыбке, наверное, хотела убивать. Потому что во взгляде у нее полыхало презрение.
Да что я ей такого сделала-то? Впервые вижу вообще! И хозяин ее мне даром даже не нужен.