Москва, Смоленск - мне ни о чём не говорят названия этих
городов. Знать бы разницу. В чём вообще отличие?
— А почему? — я хочу уточнить этот момент.
— Ну, ходят слухи, что после смерти твоего деда ваш род сильно
сместили, — Петя пожимает плечами, — подробностей я не знаю.
— Ну ладно, хорошо, — мы уже на полпути к дому и я подгоняю
Петю, — а чего мой отец тебя так не любит?
— Так вы же аристо, — снова мой друг говорит так, будто я
спрашиваю очевидное, — а я… из обычных. Твой отец считает, что мы
не должны дружить.
— Но…? — я делаю паузу, потому что знаю, что всегда есть
«но».
Если бы не было этого «но», он бы не подбежал к нам сегодня и не
были бы мы друзьями, как он говорит.
— Но ты втихую всегда дружил со всеми вокруг. Особенно со мной,
— на лице Петра появляется лёгкая улыбка, видимо, вызванная
ностальгией по нашему общему прошлому, — в детстве, лет до десяти,
нам разрешали играть у вас дома, а после… уже нет. Видимо, боялись,
что я разболтаю, что мой друг из знатного рода. Но я и в детстве
был не дурак, поэтому никогда не болтал о нашей дружбе с кем
попало, — уверяет меня парнишка.
Вот значит я какой… не особо люблю правила и ограничения. Как
раз это я и чувствую, а Пётр лишь подтверждает мои догадки о
себе.
Мы останавливаемся в нескольких метрах от дома и заходим за
угол, чтобы с окон моего дома нас не было видно. Я решаю поговорить
с ним ещё немного.
— Ладно, понятно, — я киваю и присаживаюсь на корточки. Пётр
следует моему примеру, — а что ещё ты знаешь об устройстве
государства? И вообще, как оно называется?
— Ну так, Россия же, — Пётр разводит руками, будто показывая на
всё вокруг, — точнее, Российская Империя. Ну а устройство… знаешь,
я не особо образован в этих вопросах, наврать могу.
— Да и ладно, рассказывай, — я приободряю друга, чтобы он не
тушевался и говорил всё, как есть, — мы тут все свои, правда же? —
я слегка улыбаюсь ему и пытаюсь расположить его к себе.
Хотя… зачем мне вообще это делать? Он и так расположен ко мне
очень дружелюбно. Но я почему то делаю это автоматически, будто на
инстинктах. Где-то на подкорке сознания во мне сидит это. Видимо,
раньше, до потери памяти, я умел располагать к себе людей и
использовал этот приём очень часто. Потому что сейчас я делаю это
невольно, даже не понимая, что это происходит.