У меня было много путешествий во времени. Все их и не сосчитать,
мне приходилось видеть и более страшные сцены, но почему-то именно
эта потрясла меня настолько, что просто вытолкнула мое сознание в
четырнадцатый век.
Но не просто вытолкнула, а поместила в чужое тело. Так я
оказался в теле двадцатилетнего пастуха, который лежал под деревом
рядом со стадом коров за стенами замка и тихо умирал от голода. По
счастливому стечению обстоятельств, этого парня звали Алекс, так
что мне хотя бы не пришлось привыкать к новому имени, тем более,
что в моем возрасте это уже не просто.
И так, я лежал в тени возле крепостной стены, еще не понимая,
что со мной произошло. Мое сознание где-то блуждало и отказывалось
перемещаться в пространстве. Было понятно, что что-то пошло не так,
но что именно я понять не мог.
Вдруг я почувствовал прикосновение чьих-то рук к своей голове,
ощущение было вполне обычным и реальным, но в сложившейся ситуации
оно пугало больше чем человек с ружьем, даже больше чем маленькая
девочка в белом платьице ночью на кладбище.
Через мгновение я ощутил, что мне в рот влили какую-то жидкость,
и я рефлекторно ее проглотил, позже поняв, что это было парное
молоко. И поверьте, мне в жизни не было так страшно, как сейчас. Я
осознавал, что что-то идет не по плану, я не должен ничего
чувствовать кроме запахов и ко мне нельзя прикоснуться, здесь
только мое сознание, а не тело, но я чувствовал. Слабая надежда на
то, что я нахожусь в нашем веке, быстро таяла. Открыть глаза и
посмотреть вокруг не получалось, веки словно слиплись и не
слушались команд мозга.
— Алекс, Алекс, — шепотом позвал меня женский голос, — очнись,
пожалуйста, — умоляла женщина, до меня не сразу дошло, что говорит
она на английском.
Мне с трудом удалось открыть глаза, то, что я увидел, привело
меня в ужас. Я надеялся увидеть какую-нибудь врачиху или медсестру
из нашего института, но никак не селянку из раннего средневековья.
Надо мной склонилась женщина лет сорока, на вид это была
крестьянка. Ее темные с проседью волосы были собраны и убраны подо
что-то напоминающее чепчик. Грязное коричневое платье из грубого
сукна было все в заплатках, надетый поверх платья серый грязный
фартук, тоже оставлял желать лучшего. Зато лицо у нее было
невероятно добрым и открытым. Ее карие глаза, вокруг которых
залегли неглубокие морщинки, излучали тепло. А голос был полон
отчаяния и тревоги.