- К нашему общему удовольствию, пан Мнишек, - сказал Бучинский,
жестом указывая дворцовому слуге.
Самборский воевода и молодой гусар вышли из зала. Проводив их
взглядом, мужчина, бывший никем иным как Петром Басмановым, главой
Стрелецкого приказа и ближайшим другом «Дмитрия», лишь криво
усмехнулся. Память тела, чтобы я тут делал без тебя...
- Эко ты их, Михаил, - произнес он после небольшой паузы, -
всегда бы так. Ишь чего удумали, ругаться с царем как на торгу.
Государь, звать совет?
- Подожди, Петр, - сказал царь. Встав с трона, он прошел
несколько шагов по залу и обратился к своему секретарю, - вот
подлец, Мнишек. Забыл видно, как из войска после битвы с Борисовым
войска около Чернигова ушел.
- Твоя правда, государь, - согласился Бучинский.
- Это только сам Мнишек, - продолжал, не обращая внимания на
слова Яна «Дмитрий», - еще брат Сигизмунд молчит. Ни жолнежей, ни
жолда не дал, а как пить дать, пришлет скоро посла со своими
кондициями. И что мне ему сказать?
- Государь, не до того королю, у него рокош.
- Тем более пришлет гонца, денег требовать, - продолжал
нагнетать Лжедмитрий, - точно пришлет. А я даже Мнишеку не могу
заплатить.
- Позволь сказать, Ваше Величество, - произнес Басманов, -
некрепко сидит Жигимонт, сил ему не хватит требовать.
- Даст Бог, будет Ваша царская милость и королем польским, как
ваш батюшка хотел, - льстиво закончил мысль стрелецкого главы
Бучинский.
Царь, наконец взявший себя в руки, сел на белоснежный трон и
жестом дал приказ секретарю готовиться к совету. Слушая
происходивший диалог вполуха, я размышлял. Не знаю, почему я так
резко ответил Мнишеку. Вряд ли настоящий Скопин-Шуйский позволил бы
себе настолько дерзко вести себя при царе. В момент, когда взгляды
присутствующих в тронном зале были направлены на меня, я почему-то
совсем не думал о сдержанных и обтекаемых фразах. Было ли мне
больно видеть как ведет себя «Дмитрий» - да. Моя молодость, пусть и
пришедшаяся на не самые благополучные времена в истории России, на
развал когда-то великой страны, была полна рассказов о русских
царях. Тогда как раз наконец стало модно рассуждать о потерянной
России, Говорухин даже фильм снял. Представляя государя, я всегда
думал о волевом человеке, пусть и немного уставшем, смотрящим
проницательным взглядом на просителей, думающем о благе своего
государства. Это лишь образ скажете? Да, скорее всего, но образ
необходимый. «Дмитрий» же был совершенно не походил на него.
Тревожащийся только за себя, нервный, он был готов пойти на любые
уступки лишь бы его задница комфортно себя чувствовала на троне
Грозного. Была ли это его проблема? История, которую я знал,
указывала на то со всей ясностью, хотя сам Лжедмитрий не
догадывался. Интересно, не замечал раньше за собой таких мыслей.
Это так перенос повлиял, или же сознание Скопина уже начало
переплетаться с моим собственным?