«А, возможно, так и должно было быть, как произошло…» - тут же думала Кесси, словно пытаясь найти успокоение в том, как все случилось. Ей было больно думать или даже допустить мысль, что она могла и не сделала то самое, что могло его заставить захотеть жить тогда. Жить с ней и дочерью, невзирая на его физическое увечье. Но сомнения, что Макс бы хотел сохранить ребенка до сих пор грызли ее.
Кесси вздохнула. Воспоминания так и не отпускали ее, а особенно о том последним дне. До сих пор Кесси не в силах была забыть, опять и опять прокручивая события того дня в голове, и не могла отделаться от ощущения, что как раз тогда он вполне был искренен с ней, в тот роковой для него час. А еще ей периодически казалось, что и не было с его стороны чувств, а была просто страсть. Да, безбашенная, всепоглощающая, заставляющая дрожать тела и сходить с ума разум, но страсть, как он и сказал тогда. Чувство, от которого, как она сейчас осознавала, она сама становилась практически одержима его демоном. Во всяком случае, Кесси понимала, что никогда не боялась его монстра. Она опять и опять во всем сомневалась.
Но с прошествием все большего количества времени Кесси понимала и с очевидностью признавала, что на таком накале эмоций не построишь отношения, а тем более, не создашь семью, особенно, когда их уже трое. И затем более реальные мысли зарождались в ее голове, шепча ей жестокую правду.
«Вряд ли бы могли жить семьей, не говоря про ребенка»,
Кесси с грустью понимала, что такие как Макс не способны к семейной жизни. Она плохо представляла, чтобы он менял подгузник или кормил Лану, пока та была совсем крохой. – «Он был слишком эгоистичен и поглощен собой» - думала женщина, а внутри нее от этого разливалась пустота и печаль.
Ее сердце каждый раз ныло, когда она смотрела на Лану и понимала, что Макс вряд ли бы полюбил их девочку, а от этого страдало и корчилось ее сердце. А душа стонала от неразделенной любви и реальности того, что ее мечтам не суждено было осуществиться, даже если б Макс был жив. И Кесси осознавала всю беспомощность своего разума и парадоксальность ее чувств к тому человеку, который держал ее в плену и заставлял делать то, что хочет сам, подчинял ее. Она постоянно корила себя за слабость тела и разума, но от этого ее чувства не становились меньше или другими. Женщина столько раз говорила себе, что он никогда не заслуживал той любви, которую она к нему испытывала, но от этого ей не становилось сильно легче. Потому что стоило ей закрыть глаза, как Кесси, как наяву, чувствовала его прикосновения, его страсть, и ее опять засасывало в этот водоворот воспоминаний об их ночах и безудержном и беспощадном безумстве плоти. А потом она вспоминала их ужин в ресторане в День Благодарения, и у нее щемило сердце.