Впрочем, в моей ситуации это не
имело никакого значения. Что мне показатели промышленного
производства аэропланов и дирижаблей в контексте предстоящего
выстрела из нагана в голову? Мою голову, между прочим. И пока я,
отдаляясь от Гатчины, совершенно не отдаляюсь от того рокового для
меня выстрела.
Я потер виски. Дикое
адреналиновое возбуждение понемногу отпускало меня, сменяясь
некоторым оцепенением и апатией. Неизбежный отходняк после сильного
стресса. Да уж, не каждый может похвастаться тем, что провалился в
прошлое на девяносто восемь лет, да еще и оказался при этом в чужом
теле.
Кто я и что делаю здесь? Увы,
даже с таким простым вопросом, как «кто я?» у меня теперь нет
однозначного ответа. Нет, я могу достаточно четко ответить кем я
был – майором ВВС Российской Федерации, командиром вертолета Ми-24,
после отставки сделавший карьеру в медийном бизнесе и достигший в
сфере средств массовой информации весьма значительных высот. Но, в
то же самое время, я знаю и помню всю жизнь своего прадеда,
Великого Князя Михаила Александровича, брата Царя и формально
последнего российского Императора. Помню, потому как именно в его
теле, непостижимым для меня образом, я оказался сегодняшним утром,
«провалившись» сознанием из 2015-го в 1917 год, да еще и в самый
разгар революционных потрясений, которые похоронят монархию и меня
заодно. А вопрос «что делаю здесь» вообще не столь уж однозначен,
поскольку пока я все больше напоминал себе лабораторную крысу,
которая бежит по лабиринту, подстегиваемая электрическими
разрядами, поскольку в каждой конкретной ситуации сегодняшнего утра
у меня был только один выход из отчаянного положения. И все мои
действия – и спешный выезд из дворца, и отказ от поездки на вокзал,
и эпопея с вылетом – все это не оставляло мне ни единого шанса
поступить как-то иначе.
Вот и сейчас, я лечу в Могилев.
Могу ли я полететь в другое место? В теории – да. Ничто мне не
мешает сейчас пойти в кабину и дать команду на посадку в другом
месте. Но дальше что? Фактически, на предельном для аэроплана
расстоянии только такие пункты, как Москва, где мне сейчас
решительно нечего делать, Могилев, где я могу попробовать поиграть
в игры с Николаем Вторым и генералитетом, и… Стокгольм. Но ни
малейшей уверенности в том, что полковник Горшков согласится лететь
в Швецию у меня не было. Даже под угрозой оружия он всегда найдет
сто тысяч причин, по которым мы будем «вынуждены» сесть на каком-то
российском аэродроме или даже просто в чистом
поле.