— А Худой где?
— Не знаю. Был на своей позиции. А Системщик?
— Системщик готов!
— Худой! Ты цел?!
— Худой!
И тут Николай увидел Худого. Вернее, наткнулся. Тот лежал на
животе, вытянув перед собой руки. В темноте сложно было что-то разглядеть кроме
белков выпученных глаз и зубов оскаленного в беззвучном крике рта. Упавший
стеллаж перерубил его прямо посредине туловища. Расколовшийся гермошлем валялся
рядом. Перед вытянутыми руками в свете далекого костра тускло поблескивал
автомат.
«Извини, Худой», — подумал Николай, подтягивая автомат за
ствол к себе. — «Тебе он сейчас ни к чему».
Худой не ответил. Но автомат отдавать не хотел. Пальцы левой
руки намертво вцепились в рукоять. Николай потянул сильнее. Худой не отпускал.
— Худой, твою ж медь, мы уходим! — в голосе Петровича
чувствовалось волнение. — Крапива, глянь, где он там. Не видно ни хрена из-за
стеллажей.
Николай рванул автомат на себя что было сил. Худой его
выпустил, но вместе с тем вдруг поднял голову и захрипел. Как будто вода в
засорившейся канализации. Скрюченные руки бешено заколотили по полу.
— Отда-а-а-й…
Худой тянулся к своему автомату, стараясь забрать его
обратно.
— Что за… — это испуганный голос Крапивы. — Худой! Ты?
— Уходим! Уходим! — это Петрович.
Николай прижал автомат к себе и, отталкиваясь ногами от
тянущихся к нему рук, попытался отползти назад. Но уперся в стеллаж. Дальше
некуда. Ну и ладно. Со стороны костра его не видно. Вынул рожок из автомата,
пощупал пальцами… Пусто! Вот зараза! Осторожно отвел затворную раму — в
стволе тоже ничего.
Худой вдруг перестал бить руками и затих. Жуткий булькающий
хрип смолк. Но белки глаз в темноте по-прежнему смотрели на Николая.
И тут тряхнуло. Да так, что стеллажи, сложившиеся шалашом
над Николаем, заскрежетали и чуть не обвалились. Что-то оглушительно грохнуло,
полыхнуло огнем и рухнуло. Где-то там, где был костер. Потом опять
грохнуло.
— Всем стоять! Оружие на землю! — послышался металлический
мегафонный голос.
Затем ударила очередь, совсем непохожая на автоматную,
что-то крупнокалиберное, и снова металлический голос:
— Стоять, я сказал! Теперь всем выйти на свет!
И вспыхнул свет. Белый, резкий. После темноты он
казался ослепительным.
Николай вжался в упершийся ему между лопаток угол стеллажа.
«Меня не видно…» «Меня не видно…»