- Доброго, - Елизар хмуро посмотрел на Ангелину. На руку. И
снова на Ангелину. Вздохнул тягостно и, изобразив поклон, руку
поцеловал.
Надо же…
Удивилась не только Елена. Ангелина икнула.
А потом почему-то побледнела. И руку за спину убрала, должно
быть, впечатлившись манерами.
- О! Новые люди! – Светка Воронцова, как всегда, прискакала
перед самым, считай, прибытием электрички в сопровождении старшего
сына и двух чемоданов на колесиках. – Слышали, у нас маньяк
завелся!
Это Светка произнесла с обычным своим энтузиазмом.
- Врут, небось, - отозвалась тотчас Марьяновна, которая Светку
недолюбливала. Из-за энтузиазма и еще потому, что клубника у Светки
росла большая, сочная и куда более конкурентоспособная, чем у самой
Марьяновны.
- Вчера снова женщина пропала! Из «Светика». Ко мне из полиции
приходили, - Светка указала сыну, молчаливому долговязому подростку
на место рядом с собой. – Спрашивал, не видела ли чего…
«Светик» - это «Светлый путь» надо полагать.
Соседний садовый кооператив.
- Точно! Еще по осени писали, что девчонки эти, - подхватил
Петрович. – Студентки которые… в лесу заблудились.
Эту историю Елена помнила крайне смутно, поскольку пребывала в
стадии активного развода с переездом вкупе, но за консультацией к
ней не обращались. Стало быть, тел пропавших не найдено.
- Точно маньяк.
- Ах, какой ужас, - томно произнесла Ангелина, прижимая руку к
груди. И почему-то посмотрела на Елизара. Светка тоже на него
посмотрела, но скорее из простого человеческого любопытства, чем из
намерения завязать близкое знакомство. Все-таки, помимо пятерых
отпрысков у Светки и супруг имелся, где-то там… главное, что вскоре
на Елизара смотрели все.
И Лялечкин тихо-тихо произнес:
- Это мой дядя… четвероюродный. Он недавно приехал.
К счастью, подошедшая электричка избавила от необходимости
продолжать беседу.
Часть 2. О сложностях
преподавательской работы
В поезде, который пах железом и людьми, качало и гремело, и
грохот этот, качания и гром изрядно мешали сосредоточиться на
мыслях. Еще и слабость то и дело накатывало. Тело, поздно
спохватившись, осознало себя в новом мире и теперь спешило
приспосабливаться к нему.
Потому бросало то в жар, то в холод.
Зубы ломило. И в целом ощущение было премерзостным. И даже когда
Лялечкин приоткрыл окно – и ведь не просил же Елизар, сам догадался
– легче стало ненадолго.