Родители переглянулись. Я воспрял
духом!
Я… я могу попасть в школу? Прям в эту?
Ес, ес, ес!
— Я, Госпожа Смоленцева и госпожа
Альфаро намекнём комиссии, что вас стоит принять. Но вы должны
начать процедуру перевода. Плюс – отрастить руку. Бассейн, кружки,
высшее общество, сами понимаете.
— Меня начнут унижать? – я глянул на
культю.
— Я этого не говорила.
Она права. Сейчас я милашка с
разноцветными волосами и вишнёвыми глазами, от которого очень
вкусно пахнет. На меня БУДУТ смотреть. А инвалидность даст повод
для унижений при гарантированном внимании.
А я… увы, инвалид. Отчего грустят
родители, и нервничаю я.
Пора к Альберту. Срочно.
А вот американцы бы мне уже… эх,
ладно-ладно, за бургер родину не продам. Хотя я люблю бургеры… с
котлеткой… и картошкой фри…
Ну вот блин, теперь может и
продам.
«Блин, нельзя голодным детям доверять
тяжёлые решения…», - я схватился за урчащий животик.
Все это услышали и посмеялись. Над
моим урчащим животиком! Вот и разрядил, ёмаё, атмосферу. Не за что!
Лучше покормите ребёнка!
— Ладно, спасибо вам большое. Мы вас
услышали. Придётся… поломать голову, как сделать его переведённым
учеником. И откуда, - отец улыбнулся и взял меня за руку, - Пойдём,
Миша, покушаем, а то сейчас столы есть начнёшь. Что
хочешь?
— Бургар!
— Но это же вредно…
«Мы
справимся»
— Мы справимся.
— Тогда сначала к Альберту. Там
быстро. Потом сразу в бургерную.
Эх, блин, не вернусь я пока в школу. Я
не совсем понял всю схему, но вроде, если не ошибаюсь, надо меня
устроить в иностранную фиктивную школу, и оттуда перевести сюда.
Ёмаё, сложно! И где её брать?.. Кому я нужен?..
Ещё и рука эта дурацкая. С ней
неудобно жить, с ней нереально играть. Я не могу нормально сидеть в
телефоне, и даже покушать для меня трудно. Я беспомощный. Убогий.
Жалкий. Мне самому на себя обидно! Ужасно обидно!
Дети за окном играются в снежки,
бегают, катают снеговика. А я… инвалид. Я не могу катать снеговика,
не могу нормально лепить снежки.
— Пап…, - грустно прошептал я, - Я
неполноценный, да? Безрукий. Я стал хуже, да?..
Мама испуганно на меня
повернулась.
— Ч-что? Нет, сынок, конечно нет! Как
ты вообще мог это подумать! – начала она, - Ты самый…
— Сын, ты мужчина, и ты уже взрослый,
так что скажу прямо – у тебя нет руки, и у других детей она есть.
Сейчас у тебя инвалидность, - он смотрел прямо на дорогу, - Но это
не больше, чем болячка. Временная трудность, которая скоро решится.
А трудности бывают. Теперь сам скажи – ты неполноценный?