Пытался прочитать сарказм в его мутных глазах.
– Так сказать? Ну, слушай! Анекдот!
Наконец разбираю, где мы – тёмный бар, я за стойкой, передо мной пустой бокал, на полках впереди батареи бутылок. Писака в этом заведении бармен: брюки, полосатая рубашка и жилетка, через плечо перекинуто полотенце. Стоит, опираясь руками на стойку.
Вот тянется поближе ко мне, чтобы перекричать музыку, которую я не слышу, но знаю, что она есть и играет громко.
Что секунду назад мы стояли друг напротив друга в пустоте, меня не смущает. Писака кричит, и его голос, хрипловатый и басистый, – таким он со мной не разговаривал, – доносится до меня:
– Тёлку тебе надо! Поебаться хорошенько! Вся дурь выйдет!
И мы снова в пустоте, в которой нет ничего, кроме нас. В голове шумит, будто уютный домик, в котором обитали мысли, подорвало динамитом, и теперь их разлетевшиеся ошмётки бьются о стенки черепной коробки.
– Анекдот, да? Я перегнул, конечно, но влюбись ты – мыслить бы начал иначе. Любви в тебе нет, Веха.
– Ты-то что обо мне знаешь? – неловкое смущение заставляет нелепо обороняться.
– Я теперь, благодаря тебе, многое знаю, – улыбается очень спокойно.
Передо мной действительно живой покойник или игра подсознания?
– И как же я начну мыслить?
– Не попробуешь – не узнаешь, – сентенциозно замечает. – Странный ты, Веха, на убийство пойти – пошёл, а влюбиться не решаешься. Анекдот!
Лихорадка накрывает второй, более мощной, волной.
– Если ты такой всезнающий, то должен понимать, почему…
– Любовь творит чудеса, – разводит руками.
Понимаю, что уже какое-то время доносится назойливый стук. Понимаю и то, что стук доносится из реальности, в которой я сплю на кровати гостиничного номера. И это понимание мигом выводит из сна в состояние полудрёмы. Писака исчезает.
То, что он сказал – намёк свыше, или то, что я хотел услышать, раззадоренный фантазиями?
В дверь продолжают стучать. Пора выселяться? Сколько я проспал – час, пару или сутки?
Резко поднимаюсь, и приступ тошноты сдавливает грудную клетку, вяжет горло. Под мой рёв мерзкая жижа разливается лужей под ногами. Становится легче – шатаясь, подхожу к двери:
– Кто там?
Нет ответа. Думать и переносить доставляемую ожиданием и нахождением на ногах муку я не в силах – отпираю незваному гостю.
За порогом парень приблизительно моего возраста. На нем яркая летняя брезентовая куртка в красно-синий крупный ромб, спутанные в дреды грязные волосы, гладковыбритое загорелое лицо и блеск в огромных чёрных зрачках, от которого мне делается дурно.