Их вполне устраивало, что на участке есть трезвый сторож и уборщица. Приезжали нечасто, огромной компанией вместе с друзьями и детьми, обычно на долгие выходные, летом, пожалуй, чуть чаще, чем зимой.
Когда Грей начал подрастать, хозяин участка, страшно довольный тем, что во дворе живёт немецкая овчарка, пригнал рабочих, и за день для Грея соорудили роскошный вольер и красивый утеплённый домик. По просьбе хозяина, ночью дверца вольера обязательно была открыта – пёс исправно нёс сторожевую службу.
Ученицей я проходила больше года, но добродушная тётка Вика, к которой меня прикрепили, учила на совесть. До сих пор помню свою первую клиентку, которой я шила батистовый летний сарафан. Та была капризна и заставила меня дважды переделывать почти всю работу, меняя детали и элементы лёгкой одёжки прямо на ходу и утверждая, что просила сделать это раньше.
Второй раз я оказалась умнее и заставила её поставить подпись на новом эскизе, только поэтому третий раз переделывать работу мне не пришлось. Зато это навсегда избавило меня от страха перед капризными клиентами.
На своё первое жильё я копила почти семь лет и купила его без ипотеки.
За всю мою жизнь у меня была пара-тройка необременительных романов и даже одно замужество, которое без особых страданий я закончила через полтора года. Мы с Михаилом были слишком разными.
Мне показалось, что, когда муж покинул мою однушку, Грей с облегчением выдохнул. За эти годы он превратился в пса потрясающей красоты и редкого ума. Только он любил меня, не требуя ничего взамен, не пытаясь взять на меня кредит, не разменивая на десяток подружек, не заставляя стоять возле плиты во вторую смену и не скандалил ежедневно.
Мать умерла от алкогольной интоксикации, выпив какую-то дрянь с очередным собутыльником, когда мне было двадцать шесть лет. После окончания школы до её смерти мы не виделись с ней ни разу – дочь её совершенно не интересовала.
Первое время я ещё пыталась звонить, но… К моменту смерти она уже жила в коммуналке, и долги по квартплате были такие, что вступать в наследство я не стала. Скромные похороны я оплатила из своей заначки.
Сразу после развода я все же рискнула взять небольшой кредит и открыла крошечную мастерскую, где работали я и одна помощница – Надя, тридцатилетняя мать-одиночка. Я бралась за любой заказ, не брезгуя ста рублями за укороченные джинсы, и постепенно ко мне потянулись окрестные жители – поменять молнию на куртке, подрубить полотенце, подшить новые шторы.