Я сделал несколько глубоких вдохов, стараясь максимально
насытить кровь кислородом и унять уже наконец этот чёртов мандраж.
Помогло, честно говоря, не очень.
– Соберись, Бес! В какой заднице ты только не побывал! Ты же
змей жрал в пустыне, лишь бы выжить! Кровь лил буквально вёдрами! К
тебе уже даже кровавые мальчики во снах не приходят, так как боятся
твоих воспоминаний! А сейчас раскис как зелёный салага перед своим
первым штурмом, – злобно прошипел я на самого же себя. То, что
творилось со мной в последнее время, мне одновременно и нравилось,
и дико раздражало. Свой позывной я получил по праву самого
отмороженного и отбитого в подразделении, а тут…
– Ты втюрился, Олежа. Провалился в омут любви по самую маковку.
У тебя появилось то, что ты можешь потерять, – признал я очевидную
мысль вслух. – Интересно, сколько она там будет пудрить носик? И
как бы мне её выманить из палатки? Нужно успеть всё провернуть до
того, как село солнце. Придурок! Ещё пять минут назад был самый
идеальный момент. Драный затупок!
Спутанный поток моих мыслей и самобичеваний прервал истерический
женский визг, от которого сердце замерло и, пропустив пару ударов,
начало наращивать темп сокращений. Когда испугались неожиданной
встречи со змеёй или ящерицей, кричат совсем не так. Это был
надрывный вопль, полный животного ужаса и боли.
Крик раздался с той стороны, куда ушли наши друзья. И кричали
близко. Очень близко. Следом, один за другим, раздались три сухих
хлопка, и вопль повторился вновь. Звук работы “калаша” я не мог
спутать ни с чем.
Бросив взгляд на палатку, я увидел там полураздетую Настю,
которая выглянула из входа и растерянно озиралась по сторонам.
Показав ей жестом, чтоб она скрылась обратно, я снял с пояса
охотничий нож и сделал шаг в направлении источника звуков. Судя по
нарастающему треску веток, к нам кто-то бежал. Я слегка пригнулся и
вновь посмотрел в сторону лагеря. Проклятье! Настя так и продолжала
пялиться в лес.
Спустя несколько мгновений листва на кустах задрожала, и с
хрустом ломаемых веток на опушку вывалилась наша спутница. Она с
трудом поднялась на четвереньки и осмотрелась вокруг. Вся правая
часть лица Тани была скрыта под кровавой маской. В крови же была и
порванная в нескольких местах некогда светло-голубая футболка. Она
подняла на меня своё лицо, откинула дрожащей рукой прилипшую к щеке
прядь каштановых волос и заглянула мне в глаза.