Он на экране поёт и танцует,
заставляя зрителей смеяться и аплодировать. Его яркая улыбка
наполняет комнату светом. Я сижу на диване, в руке банка пива –
стояла в холодильнике и дождалась своего часа. Сегодня можно.
Главное, чтобы завтра не было перебора.
Айдол шутит, участники шоу что-то
отвечают, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь.
— Неплохо, — бормочу под нос. – Хотя
бы сегодня можно ничего не делать. А завтра займусь поиском
работы.
Слава ками, уволили меня без всяких
выговоров, значит, не будет лишних вопросов.
Ночь проходит спокойно. Я сплю без
сновидений, погружаясь в тишину и покой. Утром меня будит солнечный
свет, пробивающийся сквозь шторы. Чувствую себя вполне отдохнувшей
и решаю, что лучший способ начать день — это позавтракать в
лапшичной «Ракун».
— Элементы сладкой жизни, — произношу
я, — но иногда надо позволить себе расслабиться.
Ага, как говорится, при моих доходах
жить на всю катушку я могу долго: где-то до семнадцати
ноль-ноль.
Футболка, джинсы, рюкзак. Дорога до
«Ракун» занимает совсем немного, и я наслаждаюсь утренней
прохладой. В это время город начинает просыпаться, и улицы
наполняются людьми, спешащими на работу. Но я могу позволить себе
немного замедлиться и насладиться моментом.
Войдя в лапшичную, я ощущаю знакомый
аромат специй. О, ещё и выпечка? Кажется, жизнь налаживается.
Занимаю столик в уголке, чтобы
насладиться блинчиками и крепким кофе. Временами кажется, что
какой-то ёкай подарил хозяину Окаве рецепт, по которому он его
заваривает, однако мне нравится. Пахнет так, что можно сойти с ума.
И это мне нравится. Никакой лишней кислоты, что бывает при
определенных сортах.
Я пролистываю вакансии в телефоне,
поднимаю взгляд, и именно в этот момент в лапшичную входит три
человека. Стоимость их костюмов можно оценить, как «стремится в
бесконечность». Глаза скрыты черными очками. Выражения лиц, будто
все должны им денег. Причем столько, что не хватит рассчитаться за
всю жизнь.
Ох, не нравится мне это.

Они уверенно проходят к стойке, и
один из них жестом дает понять хозяину Окаве подойти. Я замечаю,
как по его лицу пробегает тень беспокойства, но он быстро сгоняет
её, сверкая профессиональной улыбкой. Они о чем-то говорят. Очень
тихо. Так что я не могу расслышать ни слова, но выражение лиц этих
людей становится всё более хмурым. А ещё каким-то
снисходительным.