Поттер стоял в стороне и молча
смотрел за «игрой». Нехорошо так сощурившись и склонив голову.
В школе Поттера звали «Шнырь»,
потому как шнырял, незаметно пробираясь куда угодно. На уроках он
не отсвечивал, в игры старался не вступать, а на уроках физкультуры
сидел на скамье запасных, притворяясь больным. Никогда не забуду,
как в меня со всей дури запулили мяч прямо в лицо, а этот в голос
смеялся:
— Мяч попал в мяч! Ха-ха-ха…
Вот и сейчас, я видел что Поттер
наслаждается происходящим. Ему нравиться это унижение. Он не
улыбался, но я буквально чувствовал его удовольствие – жадное,
душное… кулаки сжались сами собой. Я выступил вперед, перехватывая
поднятую над головой слизеринца-игрока палочку Уизли, вырвав ее из
его хватки.
— Эй! – слизеринец обернулся и,
увидев меня, сдулся. – Грифы пожаловали…
Как же мне хотелось врезать ему! И
Поттеру в стороне! Кто бы знал!
Но вместо этого я шагнул к красному
Уизли и протянул ему палочку.
— Держи, – сухо сказал я.
Он буквально выдернул ее из моих
пальцев.
— Ой, бедненького Уизли грифы
защищают… – гнусно просюсюкала черноволосая девчонка, со вздернутым
носом.
— Оставьте его в покое! – голос у
меня опасно сел. Когда я злюсь, это часто бывает.
Слизеринец-мулат (красивый, как
большинство полукровок) вальяжно усмехнулся.
— Что ты сказал, грифф?
— Я сказал – оставьте его в покое, –
зло ответил я. – Что он вам сделал?
— О, я даже не знаю, что сказать… –
развел руками мулат. – Думаю, в том, что существует. Что он вообще
есть… жалкий предатель крови. А ты его защищаешь? Эй, Рон… хочешь,
чтобы ОН тебя защищал, а?
Гнусная улыбочка обращенная к Уизли,
что стоял, задыхаясь у стены.
— Да пошли вы! Не нужна мне его
помощь! Паршивого грязнокровки-вора! – заорал он.
Мой кулак впечатался прямо в нос
рыжего Уизли, тот схватился за нос, отшатываясь, и свалился на пол
на свой тощий зад.
— Пятьдесят баллов с гриффиндора, за
магловскую драку, – раздался голос профессора зелий. – Уизли,
встать.
Рыжий, скуля, глотая слезы, встал.
Из разбитого носа текла кровь, и выглядел он так жалко, что мне
стало противно. И от него, и от себя.
— Эпискей, – палочка в руках
профессора сделал неуловимое для моего глаза движение и Рон глухо
вскрикнул.
На лице Снейпа не дрогнул даже
мускул. Он развернулся к остальным ученикам.
— Все в класс, живо! Дурсль,
отработка в восемь сегодня.