Переслав все же сообщение сестре, он сохранил файл на флэшку и улучив момент, распечатал на институтском цветном принтере комплект купонов на полгода вперед. Теперь следовало опробовать купон в действии – загадать желание.
С желанием возникли трудности. Глядя на синюю бумажку, якобы обладающую чудотворной силой, Геннадий никак не мог придумать, чего бы такого попросить. Слишком большое просить боязно, начинать стоило с чего-то привычного и осязаемого. В то же время, не подобало и тратить талон на мелкое событие. Что именно ему сейчас нужно, не приходило в голову. Вроде все и так есть. Разве что поездка в Италию – но ее Лунная Богиня уже гарантировала, и глупо отправлять заказ на уже обещанное.
Тогда Геннадий решил попросить денег. Но обнаружил, что просто так на деньгах сконцентрироваться не может – без привязки к чему-либо они представлялись малоощутимой абстракцией. Тогда он зашел с другой стороны. Всю прошлую зиму он слегка подмерзал, т.к. носил старые ботинки, которые давно вытерлись, и потрепанный пуховик. Нормальной шапки у него тоже не было. По факту, теплая зимняя одежда ему требовалась не особо, т.к. он всегда и всюду ездил на машине. Но в то же время очевидно, что всякое в жизни случается и понадобиться она могла. Поэтому Геннадий решил оформить заказ на комплект одежды.
Писать заказ, как он знал, требовалось в совершенном времени. Отточив формулировку на черновиках, на задней стороне талона он вывел: «Мне выдали достаточно крупную сумму денег, на которую я купил теплую куртку, зимние ботинки и меховую шапку». Уже собравшись скрепить заказ подписью, Геннадий вспомнил, что забыл про шарф. «Ладно, Бог с ним! – подумал он. – Хотя… Шарф-то все же у меня совсем тоненький…» Покрутив талон туда-сюда, он воспользовался свободным местом и дописал: «И еще шарф теплый». А потом добавил: «И свитер хороший. Спасибо!». Поставив подпись после заказа, он на всякий случай расписался еще и на лицевой его стороне, и завтра же опустил в шредер на кафедре, замаскировав ненужными бумагами.
Какое-то время жизнь тянулась обычным чередом, но с той немаловажной разницей, что внутри себя Геннадий продолжал отмечать все новые изменения. Изменения эти были существенными и, как и раньше, касались его отношения к миру. Причем в отдельных случаях они перекликались с предыдущим опытом. Например, когда-то некий историк-атеист прочитал пространную лекцию о временах Иисуса, призванную доказать, что хотя сам Иисус вероятнее всего и существовал, но никоим образом не был Богом, а представлял собой рядового лидера секты, каких в те времена существовало множество. Потом, с точки зрения историка, другие секты канули в лету, а эта, стараниями ее последователей и просто за счет везения, осталась в веках. Дальше историк довольно убедительно расписал, как, откуда и почему возникают все идеологические и теологические конструкции христиан, продемонстрировав их вполне земные и прозаичные корни. Будучи качественной и высокопрофессиональной, лекция показалась Геннадию убедительной, и он даже проникся доверием к этим идеям. Но когда некоторое время спустя оказался в храме, перед ликом спасителя, то неожиданно почувствовал себя сиртоливо. Если все учение о спасении человечества – всего лишь сектансткие выдумки, если Иисус – всего лишь человек, то как-то одиноко и безнадежно сразу становилось в жизни. Нет пути, нет истины, не на кого надеяться, да и спасения тоже нет… В таком ракурсе мир представлялся отчужденным и враждебным, а жизнь в немалой степени утрачивала свою привлекательность. Это опустошительно-разочаровывающее ощущение совсем не устраивало Геннадия, и он, вспомнив мысль философа Дэвида Юма о том, что если уж мы все равно должны пребывать во власти иллюзий и ошибок, то предпочитаем, чтобы они были естественными и приятными, отринул атеизм и остался верующим. Да, пусть мы не знаем, есть ли Бог, но жить легче, если на этот вопрос отвечаешь положительно.