— Но она травмирована! — осторожно напомнил Левковцев. —
Растяжение связок локтя.
— Если придёт сама, допустите до тренировок! — велел Каганцев. —
Рука не нога, кататься может, и ладно. Понемногу пусть
раскатывается, иначе, пропустив неделю, отстанет ещё больше. Её уже
заявили на чемпионат и дали путёвку. Отказываться невозможно.
— А Марина? — помолчав, спросил Левковцев. — Она будет согласна
на переход в ЦСКА? Или мнение спортсменки не учитывается?
— Вы что, издеваетесь, Владислав Сергеевич? — рассмеялся
Каганцев. — Жить и тренироваться в Москве, да ещё когда такие
перспективы открываются перед тобой? Вы хоть представляете себе? Да
она на седьмом небе от счастья будет! Естественно, переход будет
после окончания сезона. Подготовьте Марину к областному чемпионату,
чтобы она хорошо проявила себя. Об остальном позаботятся другие
люди.
Левковцев шёл с планёрки и думал о Соколовской. Несмотря на её
тяжёлый характер, привык к девочке, чего уж там... Это называется
«сработались». Будет грустно без неё... Но и отговаривать
фигуристку от перехода в Москву тоже не было смысла — правильно
говорил директор. Перед девчонкой открываются перспективы,
возможность изменить свою судьбу. Никто не вправе отказывать ей в
этом. Пусть сама решает, где жить и тренироваться.
Хмельницкая... Значит, нужно понемногу начинать заниматься с
ней, несмотря на травму. Раз директор разрешил... Правда,
официально, естественно, такого разрешения не было. Каганцев в
устной форме спихнул ответственность за возможные последствия
неразрешённых тренировок с себя на подчинённого. Так было всегда и
везде...
... — Люда, пойдём в тренерскую, нам нужно поговорить кое о чём,
— слегка смущаясь, попросил Левковцев. — Это касается тебя.
В тренерской никого, как всегда. Левковцев указал на стул у
своего рабочего места, сам сел напротив. Немного помолчал, барабаня
пальцами по столу, как будто не зная, как начать разговор.
— Покажи заключение, я посмотрю, что написал Миронов, — наконец
решился к разговору тренер.
— Да там ничего такого... особого... —заявила Арина, подавая
бумажку. — И я уже на физиолечение хожу. Вот! Тренироваться я
могу!
Левковцев покрутил в руках бумажку, краем глаза посмотрел на неё
и положил на стол. Как человек порядочный, он не мог допустить,
чтобы ребенка, как куклу, дёргали за верёвочки, используя в своих
интересах. Пусть даже и во благо государства. Поэтому решил сказать
ей в открытую. Иначе бы не смог.