– Где появится дыра, мы ее закрываем! – Секундами замешательства
нужно было воспользоваться в полной мере. – Поддерживаем пехоту и
не даем конелюбам прорваться!
– Вернемся! – Крикнул веселым, задорным голосом Раварис Радужная
Борода. Он, конечно, говорил не о возвращении в родной Тирош, где
его ждут сразу несколько смертных приговоров. Нет, он говорил о
Вестеросе... Где никогда не бывал в жизни.
– Вер–емся! – Хором крикнули наемники. Кто-то искренне верил,
кто-то хотел подбодрить себя... Многие хотели банально справиться
со страхом.
Вскоре страшные проклятья, крики и стоны слились воедино...
После чего дотракийцы ринулись вперед. По трупам соплеменников, по
еще умирающим, по их коням; это значения не имело для них. Они
видели перед собой цель и собирались ее растоптать. Даже простая
крыса, коли ее загнать в угол, будет бороться за жизнь с отчаянной
яростью. Они же поймали между ущельем и волнами Ройны с десяток
тысяч злобных коричневых крыс, привычных ко вкусу крови..
Как они и думали, ущелье не дало всадникам набрать должную
скорость. Проломить стену с первого раза у дотракийцев не вышло.
Более того, из–за скученности и под постоянным обстрелом сверху
завязшие в бою с копейщиками не могли отступить и разогнаться
вновь. Им приходилось биться с пехотой без преимущества в натиске,
без свободного маневра – и каждый копейщик мог убедиться, что
дотракийцы тоже смертны. Что его копье может их убивать, его щит
способен укрыть владельца от смертоносного аракха, а его доспех,
пусть и нехитрый, надежнее простеньких курток на голое тело. Стоит
же врагу потерять ореол непобедимости, как сердца сомневающихся
крепнут, а руки трусов перестают дрожать.
Сир Джорах дрался по центру, вдохновляя своих людей. А храбрость
и готовность стоять, бороться до конца помогают как ничто другое в
борьбе с коневодами. Те, впрочем, напирали вперед яростно и
жестоко, не обращая никакого внимания на понесенные ими потери и на
раненных собратьев. Под ними убивали коней, в них продолжали
стрелять, но дотракийцы все шли вперед. То ли надеялись, что
презираемая ими пехота дрогнет первой, то ли уже не могли
остановиться и хладнокровно подумать. И, неизбежно, под подобным
натиском стена копий начала трещать: люди Медведя не бежали, но и
они были смертными.