– Поща…! – попытавшийся было сдаться боец лишился головы еще до
того, как закончил молить.
– Для ясности. – Алекс обвел всех оставшихся в живых безразличным
взглядом – Врагов я предпочитаю убивать, молить вам нет никакого
смысла.
Дошло не до всех. Но очередной безголовый труп наконец отрезвил
остатки отряда – пленных брать был никто не намерен.
Часть людей решила принять бой. Болат видел, как зажглись искры
навыков. Как бородатый Алибек с топором наперевес попер в сторону
потрошителя, Ярый вскинув руки призвал очередной огненный шар,
Руслан… много кто решил пойти в отчаянное наступление. Но среди них
не было Болата, и еще нескольких мужиков. В надежде на то, что
товарищи смогут ненадолго задержать неприятеля, казах побежал, на
ходу перегнав так же мчавшегося в ужасе целителя. Он успел
пробежать порядком десятка метров когда за спиной послышалось уже
знакомое ему, противное чавканье, означавшее что очередная голова
его товарища взрывается точь переспелый арбуз. Болат бежал не
оглядываясь, закоулок впереди внушал в мужика надежду. Вот он
добежит до него, развернется, а там уже пропав из виду сможет
скрыться, рыская вдоль чужих участков…еще немного, еще совсем
чуть-чуть. Где-то совсем радом что-то упало. Инстинктивно
обернувшись Болат, заметил обезглавленное тело целителя – тот
умудрился почти нагнать его. Чувствуя, как в ушах стучит пульс, а
штаны становятся неприятно мокрыми и теплыми, мужик смог сделать
еще пару шагов, завернуть за переулок, и упасть точь подкошенный,
от попавшего точно в цель моргенштерна.
После смерти человек мало чем отличается от животины на ферме.
Лишенное души тело так же дергается в конвульсиях, толчками
выплескивая на землю багряную кровь. Сразу следом он обделывался
прямо под себя, и спустя несколько минут окончательно замирал
куском неподвижного мяса. Никакое мужской романтики, которую
нередко представляешь, смотря популярный боевик или перечитывая
книгу. С животных к этому времени начинают сдирать шкуру, потрошить
органы, часть которых просто выбрасывалась. Помню, самым противным
было грузить набитые до отказа кишки, руки после них еще несколько
дней невозможно было отмыть.
Сейчас же, глядя на собственноручно убитых мною людей я испытывал
лишь некую тоску. Мне не хотелось становиться каким-нибудь
монстром, но и оставлять за спиной мудаков готовых на ровном месте
убить такого добряка как я – было сомнительной затеей.