Лежать стало совсем невмочь, и я ещё раз попыталась пошевелиться.
– Ксаночка-детка, очнулась?
Около моей лежанки чуть ли не в то же мгновение очутилась сгорбленная старуха. Из-под тряпки, намотанной на голову, свисали седые нечёсаные космы, но глаза светились такой любовью и нежностью, с какой на меня лет тридцать уже никто не смотрел.
Пялились с завистью и с неприязнью, зыркали с недовольством или с похотью… да мало ли всяких взглядов было за жизнь. А эта смотрит как любящая бабушка.
Старуха протянула руки и легко подхватила меня.
Меня?! На руки?!
Я, конечно, за весом слежу строго и думаю, что слегка тренированный мужик меня подхватит при случае, но чтобы старуха… Бред!
– Пушинка моя нежная… цветик весенний… кровиночка моя… – нашёптывала тем временем бабка, поглаживая спину и прикачивая как маленькую.
А ведь я действительно маленькая!
Она меня солдатиком держит, а я ногами до пола не достаю. Чётко помню, что роста во мне было метр семьдесят. Как же так? Повернула голову и посмотрела на руку свою, лежащую на плече бабули.
Не-е-е-ет… Это не моя рука! Это рука ребёнка. Не младенца, но и не подростка. Лет пять или шесть. Хотя… я плохо в детях разбираюсь. Может, и того меньше.
Мамочка, роди меня обратно…
Что?! Да твою ж! Ведь это было последнее, что я подумала перед тем, как сознание потеряла. И после чего, скорее всего, умерла. Последняя просьба…
Ну бред же! Так не бывает…
А как бывает? Кто знает, как бывает после того, как? Может, как раз по последней просьбе и воздаётся?
Но я же не хотела вот в эту… Что это? Изба? Землянка? Халупа? Лачуга?
От жалости к себе я заплакала. Только плач мой был больше похож на хнык.
– Ксаночка, ты ж, наверное, голодная? Сейчас я мою деточку покормлю. Посиди минутку. – Старуха попыталась посадить меня на лежанку, но обессиленное тельце заваливалось на бок. – Хорошо, полежи пока. Я быстро.
Очаг вспыхнул ещё ярче, загремела какая-то посуда, через несколько минут запахло съестным, и женщина вернулась к лежанке. Легко подхватила невесомое тельце, посадила на колени и поднесла к моему лицу деревянную ложку, полную какого-то варева.
Тело хотело есть и открыло рот, а вот сознание… Сознание не готово было к такому. Клейстер – это невкусно! Вполне вероятно, что съедобно, но есть можно только с полной голодухи. Кажется, тело находится именно в таком состоянии.