Уронив руки, прежде лежавшие на её плечах, юноша ответил с лёгкой краской на лице: «Элла, ты обижаешь меня, потому что, пусть я никогда не мечтал сражаться из одной любви к битвам (тут он опять покраснел) и пусть, как мне превосходно известно, я не настолько избавлен от страха смерти, как некоторые добрые люди, всё же это мой долг, Элла, в котором воплощается любовь более высокая, чем к тебе, – любовь к Богу, ради которой я действительно готов рисковать жизнью и честью, пусть без особой охоты, но всё же и не противясь».
«Всё долг да долг, – ответила она, – ты, Лоренс, подобно многим, слишком выпячиваешь своё слабейшее место. Более того, рыцари, которые в прошлые времена вытворяли дикие и безумные выходки по приказу собственных дам, едва ли поступали так ради долга. Ну, конечно, они стояли за свой край, за правое дело и не стали бы рисковать жизнью ради прихоти; ты ведь и сам хвалил их вчера».
«В самом деле? – спросил Лоренс. – Ну что ж, в известном смысле они достойны хвалы, хотя бы за слепую любовь и повиновение. Однако разумная любовь, разумное повиновение настолько выше, что становятся чем-то совершенно другим. И всё же рыцари поступали отчасти и хорошо, а дамы вели себя совсем безрассудно, потому что если они и верили в своих возлюбленных, то делали всё это ради безумного желания увидеть, как те совершают «великие подвиги», а значит, они совсем не верили в Бога, способного своей доброй волей предоставить нужное время и возможность каждому мужчине – следует лишь дождаться своего времени, сослужить посильную службу и заслужить любовь и благородное счастье; но если эти дамы совершали подобные поступки лишь для того, чтобы испытать своих рыцарей, тогда они, конечно же, не верили ни в Бога, ни в человека. Едва ли при таких отношениях смогут ужиться даже просто двое людей, не то что возлюбленных… Ах, Элла! Почему ты так глядишь на меня? Нынешний день, едва ли не последний перед разлукой, мы должны провести вместе; Элла, лицо твоё переменилось, твои глаза… О Господи Иисусе, помоги ей и мне, помоги ей, милостивый Боже!»
«Лоренс, – проговорила она торопливо и отрывисто, – решишься ли ты ради меня провести эту ночь в пещере на Красной Скале, потому что – справедливо это или нет – я сомневаюсь в твоей отваге».
Поглядев снова на своего рыцаря, Элла испытала истинное потрясение. Жаркая кровь сперва бросилась Лоренсу в лицо, а потом вернулась обратно к сердцу, и черты лица молодого человека сделались бледными, как у мертвеца. Поглядев на девушку, он проговорил: «Хорошо. Да, Элла, я ухожу прямо сейчас; какая разница, куда идти?»