Но Олаф понимал, что влюбился, и весь день он с восторгом лелеял своё чувство; смех Льюкнара заставил его покраснеть ещё и оттого, что им обоим редко приходилось тратить много слов, чтобы объяснить другому свои чувства; так было, конечно же, и на этот раз. В смятении он повесил голову – золотые локоны, рассыпавшись, смешались с вороной гривой – и буркнул под нос:
– Льюкнар, ты – странный человек, хоть и хороший. Поехали.
– Да, в тот сельский домик, мой господин, – сказал Льюкнар, подняв голову и поглядев вперёд, губы его на этот раз сложились не в улыбку – в насмешку. Тут и Олаф пружиной распрямился в седле и торопливо огляделся по обеим сторонам, словно бы его врасплох ужалила какая-то муха. Оба они развернули коней и неторопливо направились в сторону домика. Льюкнар завёл резким голосом: «Ехал король на охоту раным-рано…»
– «Но уже… пала другая роса», – он пробормотал негромко, и Олаф искоса бросил на спутника недоверчивый взгляд. Вскоре они вновь услышали плеск речной волны по песку серебряной заводи; вода опустилась, потому что задул ветер, а когда луна уже начинала золотиться, они натянули поводья возле домика. К двери подошёл Сигурд, отец Герты; он любезно придержал стремена, пока рыцари спешивались; а после вошли и сели за трапезу, какая нашлась у этого селянина, а Герта им подавала. Но потом они попросили девушку сесть вместе с ними; наконец, отказываться стало уже неловко, и она застенчиво опустилась на лавку.
Когда все насытились, Сигурд сказал:
– Прошу вас, прекрасные рыцари, поведайте мне, о чём говорят в городе, если вы оттуда. У нас поговаривают о новой войне, но ещё робко.
– Ну, в городе, – ответил Льюкнар, – тоже слышно о войне, ходят слухи и о великом сговоре среди окружающих нас правителей. Император утверждает, что наша долина всегда принадлежала ему, хотя предки его не слишком-то нуждались в ядовитых болотах по обоим берегам реки, или хотя бы не заявляли об этом. Но теперь он решил забрать своё любой ценой, если только сумеет, и идёт сюда – ведь другого пути нет – через горные перевалы. Лорд Эдольф вышел навстречу ему с десятитысячной ратью и намеревается уладить спор с ним таким образом: если эта долина принадлежит императору, значит, он должен знать путь, ведущий в неё, и доказать свою власть – если только преодолеет горы не в виде трупа или пленника.