То есть мне кем-то было показано, как я нашел кота, который стал Кейсом, жил вместе со мной, а потом умер. Причем показано с точки зрения кота. Как будто этот кот – еще один, уменьшенный Тимофей Михалев. Кажется, я на пороге открытия какого-то загадочного явления. Но погожу с выводами. Нужно убедиться досконально.
16 августа. Был у врача, рассказал. В общих чертах, конечно. Санаторная врачиха: полная, круглое гладкое лицо, ухоженные пальцы в кольцах. Смотрит равнодушно и с недоверием, поддакивает, не спорит, иногда выдавливает пустое слово. Наверное, не понимает, что значит выражение «точка зрения», и думает, что я сошел с ума.
18 августа. Телевизор. Утро. Сериал, там Мальвина. С кем-то целуется, спорит, обсуждает любовные дела подруг, скрывается от кого-то. На себя не похожа, стала старше, пополнела, не сразу узнал. Выключил. Слишком разволновался, сердце зачастило. В голове напряг. Сегодня опять ел сырники со сметаной и сказал «сырники» почти хорошо. Только «р» получилось картаво, по-еврейски. Или по-французски? Пытаюсь говорить другие слова. Кое-что получается.
20 августа. Вдруг невзначай почти свободно заговорил. В столовой со мной за столом две тетки, грузные, старые. (А сам-то я кто – юный мальчик?) Тетки эти привыкли, что я всегда молчу. Вначале я им написал на бумажке, что не могу говорить. Они же трещат без умолку. А я молчу. Наверное, привыкли и решили, что я еще и глух. Трещат. Даже поесть забывают. А я вправду их никогда не слушал, отключался. Их болтовня для меня вроде фонового шума. Тут вдруг услыхал: все время стреляют, убивают, взрывают. Насторожился. Опять про грузинскую войну? Продолжение монолога, без паузы: одного у них не отнимешь, белье там как постираешь, сохнет очень быстро. Сочетание войны и сушки белья меня удивило. Тем более что стирка и сушка белья были прежде моей постоянной домашней заботой и головной болью. Показалось, что было это давно, в прежней моей одинокой жизни. Вдруг из меня вылетело: «Это вы о чем?» Они воззрились на меня. Немой заговорил! Наверное, тут же решили, что я раньше придуривался. Повторил вопрос. И одна ответила: «Это мы об Израиле, там после стирки все моментально сохнет. Жарко».
Кажется, я могу говорить. Проверил у себя в комнате, наговорил много слов в микрофон, записал в компьютер, прослушал. Говорю все, но как-то замедленно, неуверенно. «Р» все еще с французским оттенком.